Карамзины много напраслины пересказывали друг другу, сообщалось все ходившее вокруг, вплоть до нелепиц (достаточно вспомнить слух о любви Пушкина и Александрины), их трактовки известных событий более чем сомнительны, но и тут, в приведенном письме, нельзя найти никакого даже намека на произошедшее 2 ноября свидание у Полетики. «Исповедь госпожи [Пушкиной]» мужу касается разговора с Геккерном и поставлена Карамзиным вслед за появившимися анонимными письмами.
Такое же происходит и с пушкинским черновиком, восстановленным Казанским, в котором Абрамович хочет видеть скрытое доказательство встречи в квартире Идалии. Конечно, обрывки слов, даже неясные, взволнованные объяснения Пушкина, нежелание упоминать собственную жену — все это вселяет тревогу, но… Полетика, свидание за два дня до анонимных писем, это уже совсем другое.
Повторю черновую редакцию этого отрывка в уточненном чтении Измайлова.
«2 ноября у вас был [от] с вашим сыном [новость] […] доставила большое удовольствие. Он сказал вам [после одного] вследствие одного разговора [… решен], что моя жена опаса[ется] анонимное письмо […что она теряет голову] […] наносит решительный удар […] составленное вами и [экземп] [ляра] [ано] [нимного письма] […] были разосланы […] было сфабриковано с [……] был уверен, что найду моего […] не беспокоился больше. В самом деле, после менее чем трехдневных розысков я уже знал, как мне поступить».
Конечно, если бы С. Абрамович с такой категоричностью не заявила об «окончательном решении проблемы», а предложила рассмотреть свою догадку как одну из возможных версий, то это было бы вполне понятным правом исследователя. Но текст наводнен однозначными утверждениями: «Теперь мы определили истинную последовательность событий», «Так разрешается загадка» и прочее.
Так же воспринимают «открытие» и комментатор последних изданий В. Вересаева — В. Сайтанов, и автор примечаний к книге П. Щеголева Я. Левкович.
«Согласно недавним разысканиям встреча Дантеса с Натальей Николаевной у Полетики произошла 2 ноября 1836 года и послужила одной из причин первого — ноябрьского, а не последнего — январского вызова» — это у В. Сайтанова.
Почти дословно повторяет предыдущее Я. Левкович.
Вопрос, как говорится, исчерпан!
С. Абрамович пишет: «Свидание у Полетики обмануло надежды Дантеса».
Какие «надежды»?! Неужели всерьез можно предполагать, что Дантес, находясь в квартире Полетики, собирался соблазнить Наталью Николаевну?! Неужели его выходку, угрозу «покончить жизнь самоубийством» — вынул пистолет, приставил к виску, но… не успел выстрелить, так как в комнату вбежала двухлетняя дочь Полетики, — можно объяснять чем-либо иным, кроме подстроенного театрального розыгрыша? Нет, ничего кроме издевки и оскорбления человеческого достоинства замужней женщины тут не было. «Вбежавшая вся впопыхах» к Вяземским Наталья Николаевна, и она же, перепуганная и не сумевшая скрыть от мужа произошедшее в тот злополучный вечер, мне кажется, это так понятно…
