— Помочь? — участливо предложил Паша.
— Не надо, я сама.
Глаза ее были полны слез. Она, глядя в зеркало, втыкала металл в собственную плоть. Наконец, не выдержав, Галина закричала: «Ой, не могу! Не идет! Ой Паша, больно!».
В это время не запертая Галиной дверь открылась и в кабинет герпетолога стремительно вошла директриса, добравшись с инспекцией и до гадючьего отдела. На ее решительном, мужественном лице без труда читался лозунг: «Долой разврат из стен Кунсткамеры!».
Директриса остановилась посреди змеиного отдела и недоуменно посмотрела на своих подчиненных, почему-то одетых и сидящих в разных концах комнаты. Галина подняла голову. В одном ухе у нее была все-таки вставленная серьга, а в глазах специалистки по ящерицам и змеям стояли слезы.
— Здравствуйте, Генриетта Леопольдовна, — не растерялась она. — Я тут рассказываю про поездку в Монголию.
— Понимаю, — пробормотала директриса. — Только, по-моему, очень эмоционально, — и направилась к выходу.
— Как можем, — произнесла Галина, показав вдогонку директрисе язык, и взяла со стола вторую сережку.
Не успела дверь за директрисой закрыться, как на пороге появился таксидермист, по прозвищу Корнет, высокий юноша с огромными влажными карими глазами.
— Ушла Мамочка? — спросил он, прислушиваясь к удаляющимся шагам директрисы. — А я к тебе — обратился он к Галине. — За питоновкой. У нас сегодня такой повод, такой повод! — говорил Корнет, снимая крышку с огромной, литров на двести, стеклянной банки, в которой свернутый спиралью лежал сетчатый питон. — Новый сорт мяса пробуем. Паша, пошли к нам. Только, вот, я сейчас затарюсь.
Корнет взял со стола пол-литровую кружку, зачерпнул из последнего пристанища питона прозрачной, как слеза фиксирующей жидкости, состоящей на 75 процентов из спирта ректификата, а на 25 процентов из воды, и залил ее в вытащенную из обширного кармана бутылку. — Спасибо, — поклонился он Галине. — Всегда выручаешь. Век не забуду. Пошли, Паша, мясо стынет. И увел лаборанта к себе в отдел.
* * *
У препараторов пахло так, как нигде больше в Кунсткамере. Это был целый букет вони тухлого мяса и залежавшихся звериных шкур, к которому примешивался влажный запах подвальной плесени.
Сегодня, кроме того, пахло и жареным мясом. Паша следовал за Корнетом, который подошел к газовой плите. Там стояла аппетитно скворчащая сковорода.
— Вот он — жираф, — сказал Корнет и приподнял крышку, показывая, огромные, по-мужски нарезанные, куски мяса. — Вчера в зоопарке сдох. Через десять минут готов будет. Надеюсь, не откажешься? Нет? Кстати, к тебе тетка придурошная, ну, которая с мышеловками, приходила? Она от меня недавно убежала. Все кричала пока мышеловки свои расставляла: «Ну и запах у вас, ну и запах!» — Какой такой запах? Чем не нравится? Слушай, пока я на стол накрываю, ты зайди в соседнюю комнату, там тебя кое-что может заинтересовать.
