Барский театр - Владимир Григорьевич Бабенко

Рота была на полигоне. Воспользовавшись этим, старшина Сочавский зашел, кивнув вытянувшемуся в струнку дневальному, в казарму и, прогромыхав между рядами образцово заправленных коек, направился к тумбочке ефрейтора Михайлина. Старшина открыл дверцу. Внутри был идеальный порядок. В углу, рядом с мыльницей и полупрозрачным футляром, в котором угадывался изгиб розовой зубной щетки, он заметил серую записную книжку. Сочавский достал ее. На первой странице было написано: «Глубокие реки текут спокойно. Лао-Дзы». Старшина долго вчитывался в древнекитайское изречение, пытаясь постичь восточную мудрость. Потом, прервав это занятие, перелистал блокнот. Оказалось, это была единственная запись. Старшина вздохнул, вернул записную книжку на место и наконец обнаружил в казенной мебели не положенный по уставу предмет. В самой глубине тумбочки стояла литровая стеклянная банка с прозрачной мерцающей жидкостью. Старшина, предвкушая криминал, достал ее, открыл пластиковую крышку (в которой почему-то были проделаны аккуратные дырочки) и понюхал. Но он почувствовал лишь слабый речной запах. Сочавский поднес банку к лицу и только теперь заметил в ней десяток крошечных рыбок. На боках каждой рыбки были полоски — одна матовая ярко-алая, а другая, искрящаяся — голубая. Старшина не оценил эстетической стороны обитателей этого аквариума, но зато отметил, что рыбки были вполне упитанными.

Сочавский вздохнул. В памяти всплыли события прошлых лет, когда у него в роте служил другой выпускник вуза, тоже любитель живности. Но какой! Его интересовали только жуки-навозники, которых он увлеченно выкапывал из дерьма, в том числе и из человеческого. Однажды в его блокноте нашли записи на незнакомом языке. О случившемся немедленно доложили командиру подразделения, после чего тот долго допрашивал солдата. Невозмутимый боец заявил, что он духом и телом предан советскому народу, социалистической Родине, Коммунистической партии и Красной армии, но смысл и цель своей жизни видит в изучении жесткокрылых копрофагов, то есть жуков, поедающих экскременты. Прославлять свою социалистическую Родину он после демобилизации собирается всё тем же — то есть публикациями о жизни жуков-дерьмоедов. А записи на вражеском языке он объяснил латинскими названиями жуков. Ему не поверили. А вдруг это зашифрованный текст, попытка разглашения военной тайны? Офицер подумал, что следовало бы доложить в особый отдел, но сочетание слов «жуки — дерьмо — военная тайна» его остановило. Можно было и самому вляпаться. Поэтому справились своими силами. Происшествие замяли, записную книжку изъяли, непонятные записи под угрозой трибунала и нарядов вне очереди вести запретили. Однако известно, что свобода непобедима, и было замечено, что обычно туманный и блуждающий взгляд любителя копрофагов всегда становился осмысленным и целеустремленным при виде лепешек коровьего навоза.