— Они только что отвязались от Сомова. Солдаты не замерзли?
— Да нет, ничего, — засмеялся он. — Мы тепло оделись. Есть только хочется.
У нас после обеда крошки во рту не было.
— Придется подождать до утра. В тыл сейчас не пролезешь. Пусть солдаты по очереди греться ходят в блиндаж.
— Они и так не замерзли.
Примерно то же самое ответили мне и Сомов, и Огнев, и Прянишников. Удивительное дело — всем им было тепло, и только я один зяб, когда выходил в траншею.
"Наверно, заболеваю", — подумал я, склоняясь над картой, разостланной на столе, и курил папироску за папироской и никак не мог сосредоточиться, чтобы угадать, где и когда предпримут немцы свой решительный удар, чтобы попытаться вышвырнуть меня из Матвеево. Вот они прекратили наскакивать на нас мелкими группами. Передышка?
Перед чем-передышка? Где они сейчас накапливают силы? По какому взводу ударят, когда? Мне нужно было угадать это во что бы то ни стало, чтобы не захватили врасплох. Я посмотрел на часы. Было около двух. За дверью вдруг кто-то начал неистово ругаться. Иван, сидевший возле печки, пошел посмотреть, что случилось. Но раньше, чем он успел подойти к двери, она распахнулась сама, и в блиндаж ввалился мой старик в пилотке, надетой поперек, словно у Наполеона. На спине у него был термос.
— О, командир! — закричал он, обрадовавшись, и стал снимать лямки термоса. — Насилу добрались. Стреляет, зараза, со всех сторон! Три раза совались, только на четвертый удалось прорваться. Спасибо, автоматчики выручили.
— Да ты ошалел совсем! — вскричал я. — Там же немцы кругом!
— А как же я роту мог некормленной оставить? — ответил он и закричал в дверь: — Гафуров, иди сюда, несчастный человек!
Вошел Гафуров, тоже с термосом.
— Во, хорош? — оглядев его, сказал старшина.
— Пуля попала, — прошептал Гафуров, потупясь.
Как только он вошел, по всем блиндаже сразу запахло водкой. Вслед за ним появился Киселков, потом ездовый Дементьев и писарь Кардончик. Все они были с термосами.
— Здравствуйте, товарищ капитан, — весело сказал Киселков и, взглянув на Гафурова, засмеялся.
— Здравия желаю! — встав по команде "смирно" и взяв под козырек, сказал Дементьев с очень строгим лицом.
У писаря Кардончика был вид ошеломленного человека.
Он, вероятно, был до того изумлен тем, как они прорвались сюда, что лишь галантно поклонился мне.
Они стали снимать друг с друга термосы, и только Гафуров продолжал стоять посреди блиндажа, глядя себе под ноги, и был похож на провинившегося школьника с ранцем за спиной.
