– Да, кабы ты годился еще в женихи, – сказал Фейруэй, – так теперь-то сумел бы расписаться в церковной книге. Не то что наш Хемфри, он-то насчет грамоты по отцу пошел. Помню, Хем, когда я женился, только взял я перо, гляжу, строчкой выше крест наляпан – зда-аровый, руки в стороны, как у чучела, это твои родители как раз перед нами венчались, и отец, стало быть, свой знак поставил. Ох, и страшенный был крест, черный, голенастый, ни дать ни взять твой батюшка. Не выдержал я, прыснул со смеху, хоть еле дышал от жары, – запарился я с этой свадьбой, а тут еще жена на руке виснет, а Джек Чангли с ребятами в окошко на нас таращатся, зубы скалят. Да тут же подумал я, что вот ведь они и недавно женились, а уже чуть не каждый день ругаются, а теперь я, дурак, в такую же кашу лезу, так, верите ли, в озноб кинуло!.. Да-а, это был денек!
– Уайлдив и годами постарше Томазин Ибрайт. А она к тому ж и собой хороша. Молодой девушке такому человеку на шею бросаться – это уж надо совсем дурой быть.
Эту тираду произнес недавно подошедший к костру торфяник; он держал на плече широкую сердцевидную лопату – обычное орудие торфореза, – и в отблесках от костра ее навостренный край сверкал, как серебряный лук.
– Сотня к нему прибежит, только бы кликнул, – проворчала толстуха.
– А ты, сосед, видал когда-нибудь мужчину, за которого бы ни одна женщина не пошла? – спросил Хемфри.
– Я? Нет, не видал, – ответил торфяник.
– Ни я, – сказал кто-то.
– Ни я, – сказал дедушка Кентл.
– А я вот видал, – изрек Тимоти Фейруэй, еще тверже упираясь ногой в землю. – Знавал я такого. Но только одного, заметьте. – Он громогласно прокашлялся, как будто опасался, что слова его могут не дойти до слушателей из-за неясности произношения. – Да, я знавал такого человека, – повторил он.
– И что же это было за чучело такое несчастное? Урод, что ли, какой или калека? – спросил торфяник,
– Зачем калека? Не слепой он был и не глухой или там немой. А кто таков, не скажу.
– У нас его знают? – спросила Олли.
– Навряд ли, – сказал Тимоти. – Да я имен не называю… Эй, там, ребятки! Подбросьте-ка еще сучьев в огонь!
– А чего это у Христиана Кентла зубы стучат? – спросил молодой паренек из дыма и колыхающихся теней по ту сторону костра. – Прозяб, Христиан?
Тонкий невнятный голос ответил:
– Да нет, я ничего.
– Иди сюда, Христиан, покажись. Я не знал, что ты здесь, – милостиво сказал Фейруэй, обращая сострадательный взгляд в ту сторону, откуда был слышен голос.
