Чудовище завыло, стало метаться по земле, разгоняя серый сумрак, потом заревело протяжно и злобно, и… исчезло. Волны черноты качнулись и закрыли провал.
Свобода.
Конан вздрогнул. Внизу кто-то тревожил его тело. Не падальщики и не призраки. Человеческие руки. Киммериец почувствовал, как кто-то волочит его по земле…
Камни больно царапали спину, выдавливая тихий, почти беззвучный стон.
— Жив! — услышал он чей-то голос над самым
ухом.
Потом его поглотила непроглядная тьма.
Время превратилось для варвара в тугой узел, в котором тесно переплелись обрывки настоящего, воспоминания из прошлого и видения из будущего. Иллюзорные образы и тени сочетались с фигурами реальных людей, сновавших вокруг киммерийца, создавая причудливые маски на их лицах. Конан лежал почти без движения. Вверху виднелся свод пещеры, на котором плясали блики тусклого красного света. Несколько раз в день его приходили навещать, но варвар не узнавал посетителей. Какие-то люди регулярно обрабатывали его тело целебными мазями, от которых исходил неприятный запах, и сменяли на ранах влажные примочки.
Когда рассудок начал возвращаться к северянину, он понял, что пробыл в своем новом убежище не меньше двух недель.
Чудодейственные лекарства незнакомых доброжелателей разгладили сморщенную кожу на месте ожога. Левый бок отдавал тупой, но вполне терпимой болью. Порезы на его теле уже зажили.
Конан вздохнул.
Первый раз после долгих дней беспамятства он, наконец, мог снова здраво мыслить. Варвар поднялся на локтях и оглядел комнату. Небольшое помещение, скорее всего пещера в горах, которые он так и не преодолел.
Внезапно волна воспоминаний захлестнула Копана, вернув его назад, в плен бессознательного бреда. Он снова оказался недвижим на этом ложе, куда его уложили чьи-то заботливые руки.
В нескольких шагах от него стоял призрак кхитайского чернокнижника в боевых доспехах. Чародей тянул руки к телу киммерийца, но что-то не давало ему проникнуть сквозь невидимую преграду. На шее варвара полыхал своими глазами-сапфирами амулет в форме головы дракона. Синий свет отпугивал колдуна, заставляя того постоянно отдергивать распростертые кисти от беззащитного воина. Шао Лун злился, шептал заклятья, призванные рассеять чужое волшебство, но справиться с барьером не мог. Внезапно свет разлился по всей пещере, и из облаков яркого сияния появилась фигура кхитайца в халате, исписанном белыми иероглифами. Юное лицо не покрывала запекшаяся кровь, Лао Чи улыбался. На его плече покоилось старое верное копье.
