И только кивок в ответ. А по лицу — слезы. Слюни. Сопли… и сочит из разорванной губы кровь, от всей красы контрабандиста одни ошметки — страх изменил черты, и ничего человеческого не осталось. Только ужас и готовность пойти по головам., и…. Нет, не раскаяние, не знает этого чувства и этого слова контрабандист, но преклонение перед более сильным.
И только сплюнуть вновь, чувствуя презрение ко всему миру и к самому себе, развернувшись, уйти, ожидая выстрела в спину. Да так и идти с гордо поднятой головой, презрительным видом и холодом в сердце, ступая словно по раскаленным угольям и не смея этого показать.
— Позвольте помочь Вам, господин….
И откуда только взялась здесь в ало — золотой, пламенеющей его каюте? Ласковая, знойная, обжигают карие темные глаза вожделеющим взглядом, просят полные губы поцелуев. Не женщина — мечта развратного мальчишки. И хороша, чудо как хороша! Темные волосы, высокие скулы, длинная гордая шея, крепка высокая грудь.
Легкая ткань не скрывает изгибов тела, струится мягкими драпировками, на светлой коже сияют жаркими сполохами золото и самоцветы, стекают цепочки в ложбинку меж высоких грудей.
И поступь кошачья, призванная, мягкая. И взгляд, и улыбка. Смотрит из — под ресниц, разжигая в крови пламя. Знает, что делает чертовка! Этот взгляд! О, этот взгляд, который обещает блаженство, напополам со смертной мукой! И можно что угодно отдать за этот взгляд…. За это обещание, за страсть…
И ответить бы на зов, ринуться, как с обрыва в реку в хмельную, угарную страсть, первобытное шквальное безумие, растворившись в очах, в губах, во всем ее сладком желанном теле.
Да только не дано этого рабу Императора.
А ласковые руки тянулись к его плечам, льнула к его телу девчонка, словно прося тепла и холода, нежности и боли. Пьяными, безумными были ее глаза, жаркими губы, обжигало дыхание.
Отстранившись, отойти…. Да только такая разве ж отпустит?
— Вы не хотите меня, господин? — голос низкий и хрипловатый, как зовущий голос мартовской кошки. — Вы не бойтесь! Я дурного не сделаю…
И судорожно срывают быстрые проворные руки с его плеч драгоценный, сияющий шелк…, мутится сознание, горьким комом подкатывает к его губам дурнота, от близкого, слишком близкого дыхания ее губ!
Нет, не для раба Императора радости любви, невинные шалости похоти, озорное скольженье в пучину разврата!
Вместо радости — мука, ком в горле, неприятие каждой клеточкой тела чужого вожделения, чужой страсти. Код, чертов код! Разорвать бы, но как? Как избавиться от паутины, давно сросшейся с ним. Не выпутаться из сетей, накинутых Локитой по капризу Хозяина, не сорваться рыбке с крючка!
