Все содрогнулись.
— Господи… — начал понтифик умоляюще.
— Почему ты называешь меня Господом, понтифик? Я всего лишь Его посланец. Я пытаюсь вас спасти еще раз. Я и подумать не мог, что задача окажется столь трудной. А касательно того, что богословы из меня сделали, то я этого не признаю.
Понтифик кивнул.
Сидевший за их спинами нунций испустил стон. Все обернулись. Тот схватился руками за голову.
Сначала собственное неверие изгнало его из круга избранных, а теперь еще рушился его теологический мир.
— Почему ты начал с мусульман? — спросил понтифик Эмманюэля.
— Потому что их вера моложе и горячее.
— Но они не верят в тебя.
— Они не верят, что я Сын Божий, а я им и не являюсь.
Понтифик еле сдержал дрожь.
— Вспомни, понтифик, что написано в их Книге про христиан: «Мы веруем в ниспосланное вам, наш Бог и ваш Бог — един». Я ведь добился, что они перестали на вас нападать, во имя их же Книги: «Призываю верующих прощать неверующим». Не забывайте и вы этих слов никогда, — сказал он, обведя пальцем президента и всех остальных. — Оставьте мысли о чудесах: я пришел лишь для того, чтобы отвратить вас от мамоны, от безумия стяжательства и обладания. Прежде чем повергнетесь во прах, освятите ваши тела любовью, терпимостью и духовностью.
Он повернулся к президенту:
— Когда я закончу свою миссию, смертоносное оружие станет бесполезным. Тебе останется лишь борьба против другой смерти, той, что влекут несчастья и отчаяние.
Он встал.
— Я понял ваше бессилие. Придется мне действовать одному.
Супруга президента бросилась к нему.
— Благослови тебя Бог, — сказал он ей. — Ты ни на миг не усомнилась.
Он повернулся к нунцию:
— Будь прощен, Альваро. Вновь зажги свой светильник. А ты, понтифик, возвращайся в Рим.
Иоанн XXIV словно померцал долю секунды, потом исчез. Министр внутренних дел вскрикнул.
Все проводили Эммануэля до ворот Елисейского дворца, к выходу на улицу Фобур-Сент-Оноре. Он обернулся в последний раз, махнул им рукой и затерялся среди пешеходов.
Оставшиеся ошеломленно переглянулись. Ничто из произошедшего никогда не может быть рассказано. Но они должны употребить это на благо людям. Всему народу.
По крайней мере, они на это надеялись.
Но что же хотел сказать Иисус словами: «Придется мне действовать одному»?
Свидетели необычайных событий не успели углубиться в этот вопрос, когда вернулись в салон. Посреди него, преклонив колени на обюссонском ковре и сложив руки перед лицом, стоял дворецкий и беззвучно шевелил губами. Он молился.
