— Вот всегда так! — обращаясь уже не к матери, а ко мне, с отчаянием в голосе вскричала Таня. Я чувствовала: ей хочется на мать наброситься и затеять с нею драку. И если она не делает этого, то лишь потому, что стесняется меня. — Славик все разбрасывает. С утра до вечера приходится прибирать за ним. А эта явится, вечно шарит по шкафам. Все вверх дном перевернет и уйдет. А ты за ней потом порядок наводи! Что ты ищешь? Скажи наконец! — Татьяна уже еле сдерживала слезы. В ответ ни слова. Наверное, пожилая женщина думала, что молодая сама должна знать ответ на свой вопрос. Наконец Татьяна что-то вспомнила и осведомилась уже более сдержанно:
— Черные нитки, что ли? Клубок? — Галина кивнула.
— Зря роешься. Не найдешь. Нет его. Отвали. Дай поговорить с человеком!
… В их разборку я встревать не стала. Не сочла нужным стыдить племянницу за то, что она грубит матери. Еще в детстве испытала я на себе самой, как умеет старшая сестра доводить людей до белого каления, вынуждать такие поступки совершать, какие, не будучи взвинченным, человек сроду бы себе не позволил.
Убедившись, наконец, что дочь говорит правду, что нужного ей клубка на самом деле в шкафу нет, Галина, точно большой черный клубок, маленькая, толстенькая, на сказав на прощание ни слова ни мне, ни Татьяне, выкатилась из квартиры.
Я подошла к двери, раскрыла ее пошире и тоже молча стала смотреть вслед сестре. В обтрепанной шубе, в берете, который уже ни на что не походил, в подшитых валенках с загнутыми, как у клоуна, носками, медленно спускалась она вниз по лестнице. Вот один марш закончился. Переходя на другой, она повернулась ко мне лицом. На один миг. Такой несчастной, такой жалкой, как в этот момент, я давно ее не видела. На сей раз она, кажется, даже не притворялась. Но из-за чего, собственно, она так расстроилась? Что нитки, нужные ей, потерялись? Что дочка ей нахамила? Но ведь она сама вела себя не лучше, чем та. Нет, не в этом дело. И не на Таню злилась она в этот день, а на меня. За что? А за то, что ей недавно хорошо от меня досталось. И поделом. Но об этом она не посмела даже заикнуться. И я покамест умолчу.
Как только, насмотревшись на старшую сестру, закрыла я за нею дверь, племянница так и бросилась ко мне и, чуть не плача, поведала то, что не терпелось ей рассказать, но мать, с которой она не была откровенна, мешала. Оказывается, совсем недавно поссорилась молодая женщина со своим кавалером. Выслушав ее, не придала я этому событию большого значения:
