— Это внучка.
В это время в прихожую из другой комнаты вышел мой отец. В домашних тапках (в старых валенках без голенищ), с серым, наполовину седым ежиком на голове.
— Это вы Русанов?
— Да, я.
"Что им здесь надо? Расспрашивают… — я посмотрела на часы: пора собираться на работу, в эту постылую библиотеку."
— Кто еще с вами живет?
— Дочери, — отец начал перечислять. Добравшись до меня, никак не мог вспомнить мою новую фамилию, по мужу. — Как ее счас зовут?
Я потихоньку засмеялась: ни отец, ни мать никак не могли запомнить мою фамилию.
Тот же вкрадчивый, извиняющийся голос подсказал им:
— …Это она?
Все повернулись лицом ко мне, посмотрели на меня сквозь стекло. Я, все еще ничего не подозревая, подошла и открыла дверь. Нет, когда ключ холодно, не по-живому щелкнул в замке, сердце мое сжалось:
— Что случилось? — застыл в голове вопрос, как в Сибири, в лютый мороз, на лету застывают птицы.
Мужчины, все, как стояли, кучкой, враз вошли в мою комнату и, будто договорившись, мгновенно осмотрели ее всю. Четыре человека — четыре угла.
Когда-то в школьные годы я мечтала стать следователем, сыщиком, и хотя я сейчас про эти мечты забыла, где-то во мне осталось что-то от тех увлечений, от романтических похождений, когда я вырабатывала у себя умение охватывать людей, пространство одним быстрым взглядом и фиксировать в уме, что вижу.
В глубине мозга зажегся огонек предчувствия беды. Но я быстро взяла себя в руки. Опасность никогда не захватывает меня врасплох, какой бы ни была она внезапной. Я очень быстро собираюсь. Как многим свойственно мгновенно терять самообладание, так мне свойственно мигом взять себя в руки. Мне еще не исполнилось 26 лет. Но я уже столько пережила, что научилась не хныкать, когда мне плохо. Сжав зубы, с окаменевшим лицом я ждала.
Все четверо впились в меня взглядом:
— Вы будете Юлия Тарасовна в девичестве Русанова, а теперь… — спросил военный с четырьмя звездочками на погонах.
— Да.
— По решению областной прокуратуры…(Все, — мелькнуло у меня в голове, — узнала я свободу слова, написала роман!)мы должны произвести у вас обыск.
Я не шевельнулась.
Военный расстегнул папку, извлек из нее белый лист с маленькой красной ленточкой на уголке и протянул мне.
Исписан весь лист, большой лист писчей бумаги, на которой в канцеляриях печатают благодарности хорошим труженикам.
Мне, сколько я ни трудилась до этого времени, начав с двадцати лет, не довелось получить ни одной благодарности от начальства.
