***
Атмосфера вокруг молодой специалистки, не признающей непосредственного начальства, накалялась. Руководство школы, чтобы вернее расправиться с нею, пользовалось теми же методами, что и она, сопротивляясь ему, — обращалось к вышестоящим органам, от которых зависела ее судьба, к тем чиновникам, которые уже зарекомендовали себя как ее враги, в райком комсомола, к Савчуку. Договорившись между собой, они применили к Юлии ту меру, которая, по их мнению, должна была наконец утихомирить бунтарку, сломать. Решением бюро райкома ВЛКСМ Русанова была исключена из комсомола. Ее недруги не просчитались. Для Юлии это был такой удар, что она даже не запомнила, как все это происходило, как вышла из здания райкома, как добралась до дому.
Во всем мире, как ей казалось, не было человека, более преданного идеям коммунизма, партии и комсомола, чем она, и вдруг именно она оказалась выброшенной из его рядов. Придя домой, так и рухнула в постель. Так неистовствовала, рассказывая родителям о том, что случилось, так кричала и ругалась, хватаясь за голову, которая прямо-таки раскалывалась у нее от боли, что кто-то из них, мама или отец, побежал скорее вызвать скорую помощь, решив, что их дочь сходит с ума.
Машина прикатила быстро. Запахло в квартире лекарствами. Люди в белых халатах поинтересовались, что произошло. В их присутствии, без всякого укола, Юлия сразу же пришла в себя, присмирела. Стыдно стало за свое разнузданное поведение. Всхлипывая, рассказала, из-за чего так расстроилась. Тот, кто был, наверное, врачом, сказал с глубоким вздохом:
— Мне бы ваши заботы… Конечно, неприятно, но бывают неприятности и покрупнее. Не только вас терзают. Так что же — всем теперь на стенку лезть? Стенка выдержит. А ваши нервы?.. Держите себя в руках, — вот мой совет. — Иначе, если будете так распускаться, сойдете с ума.
Оставив на столе пузыречек валерьянки и сделав все же ей успокаивающий укол, медики удалились со своими чемоданами…
Возможно, именно в этот день, когда ее исключили из комсомола, отброшенная, как срезанный подсолнух, из которого предварительно выколупали все до единой семечки, она и утратила веру и в партию, и в комсомол.
О том, чтобы написать апелляцию в горком, Юлия даже не подумала. "Переживу это — и все. Чтобы впредь они уже не смогли учинить мне такой расправы, отойду я от этой организации, где не ценится то, что проповедуется…". Однако руководитель литературного объединения, которое она продолжала посещать, писатель Воронов, ее друг, узнав о том, что она собирается сделать, не одобрил ее план, сказав, что с несправедливостью смириться никак нельзя.
