— Нет, мама. Слишком долго я пускал всё на самотёк.
— Ты просто живёшь отдельной жизнью. Вот и живи, — мать повернула голову в сторону. Этому повороту позавидовали бы английские королевы, столько в нём было достоинства.
— Ты моя мать и ты, чёрт возьми, уже не в том возрасте, чтобы… — Андрей не нашёл подходящего слова, чтобы дать адекватное название занятию матери. Он только беспомощно показал на чёрный пакет в её руках. И добавил. — Чтобы ты о себе не думала, мама.
— Ты ненавидишь нас, — сказала Елизавета Сергеевна. — Меня, Аркашу. Его уже нет. Думаешь, я не слышала, как ты кричал на него? Ты хочешь, чтобы все ходили в церковь…
— Нет, мама! — воскликнул Андрей, думая, что увидь его Анастасия сейчас, не было бы её удивлению предела. Куда девалась его уверенность в себе, его хладнокровие сорокалетнего успешного мужчины. В квартире матери Андрей снова чувствовал себя ребёнком. — Я и сам в церковь толком не хожу.
— Тогда что тебе нужно? — спросила Елизавета Сергеевн.
— Мальчика нужно лечить в больнице.
— Ты не знаком с Павленко, — произнесла мать. — Ты ничегошеньки о них толком не знаешь. Я сама только и делаю, что говорю Ирине: прекрати страдать ерундой, иди к врачам. Она не хочет. Я делаю всё что могу, и надеюсь, что помогаю. Я многих людей вылечила и многим помогла, чтобы ты там не думал, Андрей. Но одно дело копеечная болячка или недомогание, другое — рак.
— Я иду с тобой, — сказал Андрей и взял из рук матери пакет. Он сделал это машинально, чтобы помочь. Только когда они вышли в подъезд, и мать закрывала дверь за его спиной, Андрей осознал, что именно он держит в руках. Он приоткрыл пакет и сразу в глаза бросился мерзкий самодельный жирный оловянный крест. Два прямоугольника, спаянных вместе, не формой, но содержанием напомнили Андрею свастику.
Господи прости меня, — подумал Андрей и в тот момент, когда мать закрыла дверь и обернулась, он сунул пакет ей в руки и прошептал:
— Я не могу. Я ухожу.
— Слабость, — произнесла мать.
— Нет.
— Ты боишься. Ты боишься собственной матери? Даже Аркаша и тот не боялся.
— Аркаша… — запальчиво начал Андрей, намереваясь сказать, что брата как раз и погубила идиотская возня с оккультизмом.
Взгляд госпожи Елизаветы, казалось, проникал в самое сердце, как порой взгляд Иисуса во время молитвы. Андрей замолчал. Секунду, не больше он раздумывал, а потом пропустил мать вперёд и пошёл вслед за ней.
В полутьме подъезда дыхание матери и сына словно бы соединялись в одно целое. Госпожа Елизавета в длиннополой шубе казалась призраком этого дома. Андрей — случайным свидетелем его явления в мир смертных.
