Андрей почувствовал себя очень маленьким. Ему снова было лет пять или шесть и мать взяла его с собой на работу, потому что его не с кем было оставить дома. И здесь на работе, чужие дяди и тёти обращались к маме совсем не так, как он привык.
На работе у матери было совсем другое имя. Чужое и страшное.
Госпожа Елизавета.
Андрей остановился от таких мыслей.
И тут мать улыбнулась ему. В этой улыбке была она вся: поднявшая на ноги практически одна двоих детей. Работавшая на трёх работах сразу. Настойчивая, сильная и… добрая.
Андрей вдруг понял, что когда мать не замечала патологического вранья Аркаши, она действительно его не замечала. Мать не лицемерила, как думалось Андрею порой. Она просто любила Аркашу. Любила, как младшего, навечно маленького сына.
Эти мысли в какую-то долю секунды пронеслись в голове Андрея. Он уверенно встал с матерью возле двери с номером «126». Госпожа Елизавета нажала кнопку звонка, прозвучавшего как миниатюрный колокол.
Многое успел передумать Андрей в то время, пока дверь квартиры «126» не открывали. Измена Богу, он был уверен в этом, будет наказана. Но измена ли это или просто помощь людям?
В сознании Андрея неожиданно нарисовалась лестница, и само её существование напрочь отвергало какую-либо случайность происходящего.
Возле нижней ступеньки этой лестницы, лежал бездыханный Аркаша. Именно он пришёл и попросил о помощи Андрея. Попросил защиты от якобы злого и ненавистного начальника. На следующей ступеньке стоял, скрестив руки, уверенный в своей силе и миссии «превращать просто людей в настоящих людей», Ким Борисович Коорд. Он попросил Андрея помочь несчастному мальчику, родители которого пали жертвой магнетизма Елизаветы Сергеевны. На третьей ступеньке стояла Елизавета Сергеевна. Мать тоже попросила его о помощи… Она не произнесла эту просьбу вслух, но попросила.
Они все хотят моей помощи, — смущенно подумал Андрей и тут же осудил себя за гордыню…
… Дверь открылась, и лестница в воображении Андрея исчезла. За дверью стоял мужчина лет под пятьдесят. Волосы на его голове росли идеальным полукругом, глядя на который, Андрею вспомнились бурсаки Гоголя. На ногах мужчины красовались клетчатые тапки, измазанные краской. В руках он держал развёрнутую газету.
Андрей понял, что перед ним тот самый человек, который входил в кабинет Кима, когда он разглядывал сумасшедшие записки Аркаши, адресованные начальнику цеха. Кажется, Ким называл его Рустамом.
Андрей заглянул человеку в лицо и ничего особенного там не увидел. Кроме того, что в его чертах явно присутствовала азиатская кровь. «Нормальный татарин был» — вспомнил Андрей характеристику данную Кимом.
