Тогда я впервые увидел Его Святейшество очень, очень взволнованным. Он неподвижно стоял спиной к двери, заложив руки за спину, — необычная для него поза, мне даже вспомнился Наполеон. Не обернулся к нам, когда мы вошли; мы пожали ему руки из-за спины. Далай Лама напряженно о чем-то думал. Он обошелся без обычных приветствий и сразу спросил: «Вы видели? Видели?»
Конечно, мы видели. По телевидению ничего другого не показывали; конечно, мы поняли, о чем он. Так что ответили утвердительно. Он сказал: «Вы вдвоем подготовите проект заявления, которое я хочу опубликовать: самое резкое осуждение китайского правительства и его жестокой политики по отношению к собственному народу; моя безусловная поддержка молодежи на площади».
В моем типично тибетском эгоистичном уме тут же пронеслось: «Боже мой, это означает погубить всякую возможность проведения переговоров, разрушить то, над чем мы так тяжко работали десятилетиями». Его Святейшество сразу же понял, что со мной происходит. И коротко спросил: «Что?» Я сказал: «Ваше Святейшество, вы, конечно, понимаете, что такое заявление пустит под откос все наши усилия, направленные на проведение переговоров, и возможно, на очень долгое время». Я чувствовал, что Далай Лама обдумывает мои слова, и на какое-то мгновение решил было, что он изменит свою позицию. Но тут он повернулся. Я ощутил мощный энергетический толчок, будто передо мной стоял тигр. Далай Лама произнес: «Да, верно, вы правы. Но, если я не выскажусь сейчас, у меня не будет морального права когда бы то ни было в будущем говорить о свободе и демократии. Эти молодые люди ничего другого не просят, кроме того же, что и я. И если я не выскажусь в их поддержку... — Лоди задумался, роясь в памяти, подыскивая правильные слова, — мне просто стыдно будет говорить о свободе и демократии».
Лоди замолчал. По привычке я старался сохранять бесстрастное выражение лица. Но это было трудно. Я был глубоко тронут ответом Далай Ламы. Он недвусмысленно поставил благополучие китайских студентов выше надежд своих соотечественников. Я отвел взгляд. Гул голосов в переполненном баре не стихал.
— Я почувствовал огромное уважение к Его Святейшеству, — продолжил Гьяри. — В то же время я показался себе мелким и очень эгоистичным. Конечно, я не ошибся в своей оценке. Оглядываясь назад, действительно можно сказать, что позиция Его Святейшества убила надежду на переговоры. Дэн Сяопин так и не простил ему этого. Позднее нам стало известно, что он воспринял это как выпад против него лично. Но именно такие вещи заставляют меня чувствовать гордость за то, что я служу Его Святейшеству. Потому что он прямой человек. Он верит в то, что проповедует, и действует в соответствии с этим.
