— Но ведь это ультиматум! — кричит Чемберлен раздраженным голосом, когда прочитывает бумаги.
— Это просто диктат! — вторит ему стоящий рядом британский посол в Берлине Гендерсон.
— Правда, да нет… — говорит с саркастической улыбкой Гитлер. — Разве вы не видите, что здесь стоит: меморандум…
В комнате наступает мертвая тишина Британский премьер-министр не знает, что ответить на такую наглость.
В этот момент в комнату входит один из адъютантов и кладет перед Гитлером маленькую записочку. Гитлер пробегает ее, затем театральным движением передает ее сидящему рядом переводчику, послу Шмидту: «Переведите господину Чемберлену это сообщение».
«В этот момент Бенеш объявил по радио всеобщую мобилизацию чехословацкой армии», — переводит Шмидт с записки в руке.
За этими словами наступает тревожная тишина. Это означает войну, думают все. Но сейчас Гитлер вдруг превращается в миротворца. Он уговаривает Чемберлена все же передать в Прагу ультиматум, называемый меморандумом. Судьба мира теперь уже действительно измеряется часами…
Бег взапуски со временем. В Чехословакии уже проводится всеобщая мобилизация, когда британский посол в Берлине Гендерсон ломает голову над тем, как он сможет в кратчайшие сроки доставить меморандум Гитлера Бенешу. Меморандум передал ему Чемберлен с указанием еще в тот же день доставить его в Прагу.
Гендерсон вызывает одного из наиболее деловых сотрудников посольства, полковника Мейсона Макфарлейнса и сообщает ему распоряжение Чемберлена, добавив, что сейчас даже опоздание на час может означать войну. Макфарлейнс кидается в автомобиль и в сумасшедшем темпе гонит на чешско-германскую границу. Поспешно отрытые стрелковые окопы, колючая проволока, минные поля, пулеметные гнезда уже сигнализируют повсюду об угрожающей буре. Шоссе заминировано, и его пересекают противотанковые рвы. Полковник не может продолжать дальше свой путь на автомобиле. Он вылезает из машины, запирает ее и пешком идет ночью навстречу лесной пограничной полосе. «Каждый момент мне угрожала опасность быть расстрелянным или немецкой, или чешской пограничной охраной», — пишет Макфарлейнс в своих мемуарах.
И когда на заре после невероятных приключений бумага Гитлера попадает, наконец, в руки пражского правительства, делу угрожает новое осложнение. Бенеш отклоняет требование Гитлера.
В этот же день Гитлер выступает во Дворце спорта в Берлине. «Я заверил господина Чемберлена, — хрипло орет он в микрофон, — что германский народ не хочет ничего другого, только мира. Я заверил его далее, и здесь тоже это повторяю, что если эта проблема разрешится, то у Германии нет больше никаких территориальных требований в Европе! И я заверил его также в том, что помимо этого никакие наши интересы не сталкиваются с чехословацким государством. Это мы ему гарантируем. Нам вообще не нужны чехи!»
