Но, с другой стороны, перед ней открылись ворота в наш холщовый расписной рай. Вот она туда забежала и обратно на свет божий не вышла! И когда дед ее выгнал из дома в одном платьишке, она прибежала в гастролирующий оперный театрик и упросила взять — ее портнихой, даром, за кусок хлеба… К просьбе снизошли, и всю дальнейшую свою жизнь она провела в костюмерной. И это она, бедная, считала счастьем. Через срок, положенный на то природой, родился я. И она по доброте и наивности души приняла и меня за счастливый дар.
Актеры, сами знаете, люди отзывчивые. Собрали кое-что для мамаши. Колоратурное сопрано влияло на директора и упросило оставить нас обоих в театре.
Жизнь у мамаши так и не наладилась. Мало-помалу у нее сложилось маниакальное решение вырастить из меня знаменитого певца. Ей все казалось, что я очень похож на героя ее юности! Вообще говоря, наверное, был похож, все-таки этот тип осуществил в отношении меня некоторые функции отцовства…
Вот, значит, мамаша и порешила, что я должен петь. Учили меня все, кто развлечься желал. В те времена у каждого певца была своя «школа», своя «постановка»! Значит, над моим хиленьким тенорком трудился всяк по-своему. Ну и получилась ерунда, да и к тому же манер я нахватался самых дурных.
В общем худо мне было на певческом поприще, Иван Леонидович! Ой, как худо! И смеялись надо мной, и со сцены гоняли… Больше двух-трех месяцев нигде не держали.
А тут мамаша умерла. Прочитал дневники и письма и запил. Очень уж безжалостно с ней судьба обошлась. Ну, лицу, обладающему более чем скромными материальными возможностями, пить затруднительно. Кое-как продержался я в этом свинском состоянии почти шесть лет. Где только не пел! В цыганском хоре. В эстрадном ансамбле. В церковном хоре. На кладбищах, у могил. В поездах…
И вот, как раз в тот момент, когда меня уже до самых ноздрей в грязь затянуло, встретилась хорошая женщина и пожалела неизвестно за что.
С этого времени жизнь моя пошла выправляться. Но от театра я все-таки отбиться не мог! Переломил себя, бросил пенье и поступил в капельдинеры. Хоть воздухом театральным дышать — и то счастье. Конечно, очень страдал. На том и болезнь печени нажил.
У моей жены был дядька в Москве. Когда ему пришло время выходить на пенсию, он захандрил и выписал нас на житье. Мы, безусловно, ухватились за его предложение, вот я тогда-то и поступил сюда работать. Через несколько лет дядька умер и все свое имущество оставил нам. Так что Володька мой подрастал уже в достатке. Ни в чем ему отказу не было.
