- Люблю поля овса, — сказала Стийна.
Овес был еще бледно-зеленым, по нему бежали тени от облаков, а ветер гнал по кончавшемуся на горизонте полю шелестящие волны. Это было действительно красивое поле.
- У овса колос состоит как бы из слез, капель. Ни пшеница, ни рожь, ни ячмень не такие красивые, как овес.
- Одной только красотой не обойдешься. Овсяную кашу не все любят, а вот хлеб…
- Ах! Ты не хочешь меня понять! — отмахнулась Стийна и зажала зубами стебелек.
Мы шли пешком уже пятый километр. Дул теплый и мягкий ветерок, и нам не хотелось останавливать машины.
- А ты меня, — возразила я. — Мы ведь каждый день едим хлеб.
- Но это не наша работа.
- А что же, по-твоему, наша работа? Учение, да?
- Как бы там ни было, я знаю, что стану поэтессой!
- А я, как бы там ни было, не знаю, кем стану. В первом классе знала, а теперь нет. Может быть, займусь английским языком, может быть, лесоводством, может быть, психологией…
- Ну просто работать в поле ты уж, конечно, не будешь, — сказала Стийна с уверенностью.
Она была права. Всей школой сажать и собирать в совхозе картофель, пропалывать свеклу, и брюкву, и капусту было весело. Но только всей школой и иногда, а для мечтаний о деле, которым будешь заниматься всю жизнь, этого было слишком мало.
Но если бы все люди в мире считали работу на поле неинтересной, откуда бы взялись тогда эти поля овса, которыми восхищались мы со Стийной? Нет, по-моему, Стийна была не права. Мне вспомнилось, как отец, когда я была еще маленькой, рассказывал о своей работе. Мужчины, толпившиеся у лавки, толковали о том, что, мол, Тийю Пярл — человек, а Рауль — такой-сякой барон: без его разрешения больше нельзя в лесу и цветок сорвать. Наверное, считали, что семилетняя девочка не поймет, о чем это они. Или, может, как раз хотели, чтобы я услыхала и пересказала отцу.
Отец сперва рассказал о производительной и непроизводительной работе, но когда увидел, что я его не понимаю, посадил меня на колени и стал рассказывать как бы сказку.
Вспомнив об этом, я подумала, что сейчас можно взять взаймы отцовской премудрости и заговорила отцовскими словами:
- Ведь верно же, Стийна, для того чтобы люди могли жить, им требуется: во-первых, пища, во-вторых, одежда, в-третьих — крыша над головой, ну, или квартира, или хотя бы пещера, или…
- Это не жизнь, а только существование! — перебила меня Стийна.
- Погоди! Я назвала лишь минимальные условия. Нельзя же не есть, не спать, а без одежды замерзнешь. Ну да, но если одному человеку пришлось бы самому делать все: и обрабатывать поля, и выращивать животных, и шить одежду, и строить дома — он просто не успевал бы сделать все, да, наверное, и не сумел бы делать все одинаково хорошо. Вот и выдумали разделение труда: один дает другим людям хлеб, получает от них в обмен мясо, одежду, жилье… Ну и так далее.
