Капитан внимательно посмотрел на него. Одет прилично, худощав и подтянут, ничего примечательного, потом капитан понял, что в гражданской одежде никогда раньше его не видел, потому и не узнал сразу; глаза, правда, странные, просящие глаза.
– С радиотехнического я, Борис Стрекозов, помнишь, в мореходке в самодеятельности участвовал…
– А-а… Помню, – сказал капитан. – Плясун.
– Верно, – обрадовался Стрекозов. – Сядем в углу, выпьем за встречу. Не побоишься?
Капитан пожал плечами и направился к столику. Он подумал, что и пьет-то со Стрекозовым как с иностранцем… Молчание затягивалось, и капитан наконец спросил:
– Живешь-то как?
– Неплохо. Работаю экспертом в электронной фирме. Женился на дочери одного из директоров, он тоже из семьи русских эмигрантов… Сейчас еду в Штаты, в командировку, жду «Эль-Франс», в рейсе буду проверять на нем электронное оборудование. Вообще, Волков, здесь можно развернуться, имей только голову на плечах да крепкие руки…
– И дядю, – добавил Волков.
– Как? – не понял Стрекозов.
– Родственничков, говорю, богатых по линии жены надо иметь. Таких, как у тебя.
– А, конечно, они помогли мне, – сказал Стрекозов. – Но только здесь для делового, поворотливого человека, который знает, чего хочет, для такого здесь все условия, не то что у нас…
Он так и сказал «у нас», Волков отметил это и усмехнулся. Но Стрекозов по-своему понял это.
– Только не подумай, что я агитирую, а то, чего доброго, врежешь и для себя только неприятностей наживешь…
– А ты и не агитируешь вовсе, – сказал капитан. – Разве что за Советскую власть?
Стрекозов опять недоуменно поглядел на Волкова, но не стал допытываться.
– Оглянись, – сказал капитан. – Ты и без моей помощи синяков себе наставил.
Стрекозов повернулся к зеркальной стене.
– Видишь? Глаза у тебя, как у побитого пса. Жалкие. Такими и останутся до конца.
Стрекозов взболтнул виски в стакане:
– Шутишь… Да, тебе это можно. А здесь шуток не любят. Так-то, земляк…
«А какие сейчас глаза у меня?» – подумал капитан.
Он опустил веки, словно боясь увидеть свои глаза и прочесть там нечто такое, на что не имел права.
«Я будто стыжусь… А есть ли для этого основания? – спросил себя Волков. – Да, уже то, что дал загнать себя в ловушку… Почему я не остался в море, там, где остались мои ребята? Но ведь на Овечьем острове я оказался помимо воли, и надо было выжить ради истины, ради того, чтобы люди узнали, что произошло в ту ночь… Случись все по-другому – я последним ушел бы с корабля или не ушел бы вовсе, будь хоть какая-то моя вина в том, что корабль попал в катастрофу. В этом я могу поручиться перед самим собой. Но что я должен сделать сейчас?»
