Ингерд запустил руки в волосы и сполз по стене на пол.
— Как же мне быть? — голос его дрогнул. — Я не могу ждать!
— Можешь. Сделай ненависть точилом своего клинка. Пропитай ею стрелы своего лука, и тогда твоя месть поразит без промаха. А сейчас ложись-ка спать. Оставь раздумья светлому дню. Этак оно вернее будет.
— Да усну ли я? — горько вздохнул Ингерд.
— Уснешь.
Уложил знахарь парня на лавку, на меховое одеяло, дунул ему в лицо, и смежились усталые веки, упали бессильно руки, а знахарь все нашептывал:
Птица прилети белая,
Поклюй зерен с моего окна,
Обернись птица туманом
Тягучим да ползучим.
Приходи в мой дом девица,
Девица как солнце ясная,
Постели постель мне девица
Из того тумана зыбкого.
Закрой мне очи девица,
Слово прошепчи заветное.
И буду спать я до света
Крепко, не добудишься.
А по утру солнце выглянет,
Обернется туман птицею,
В небо взмоет синее
И унесет на белых крыльях боль мою,
Боль горькую, печаль жестокую…
…Соколиное становище высилось на крутом берегу Стечвы, там, где русло реки, точно ножом, отсекало от песчаного холма ровно половину. Половина эта стеной отвесной обрывалась в воду, в зыбуны, с другой стороны холма разросся лес, а все остальное занимали поля, по ним дорога вилась прямоезжая, вела та дорога к Соль-озеру.
Издавна становище было обнесено высокой стеной из глубоко вкопанных в землю могучих бревен с заостренной верхушкой. Вытесаны те бревна были из дуба заговоренными топорами, а топоры были после в землю упрятаны, и то место знали только готтары. Над стеною грозно возвышались башни — наугольные и середние, одна проезжая с тяжелыми воротами в две створы, и две тайнинские — с потайными ходами, что вели в лес и к реке. И стояла каждая башня на большом камне, камни эти обладали огромной силой, кхигды вырезали на них знаки клана, и теперь сила эта служила защитой от врагов. Найти такой камень — редкая удача, в незапамятные времена их привезли из дальних земель — с отрогов диких гор.
Дома в становище строились ближе к середине, да покучнее, а все равно нет-нет да залетит вражья стрела птицей огненной, и коль не погасишь ее вовремя — пожрет ненасытный огонь все дома дотла.
И глядел с высоты на становище Крутогор — сигнальный холм. С его верхушки далеко вокруг все видно было, и день и ночь дежурил там дозор. Как случится опасность какая, так полетит к становищу тревожный соколиный клич, поднимет воинов, ну а если непосильная беда на племя обрушится, запалят на его верхушке дозорные костер да еще сырой соломы сверху бросят, увидят дым соседи — Орлы да Туры — и помощь пришлют.
