На углу улицы Виктора Гюго такси остановил полицейский, не пропускавший машины на улицу Поля Валери. Расплатившись, Доминик вышла и присоединилась к группе зевак, привлеченных странным зрелищем: посреди улицы остановились полицейский автомобиль и машина «скорой помощи» с реанимационной установкой. Рядом мужчины в кожаных куртках и касках стояли на коленях возле какой-то фигуры, вытянувшейся на тротуаре. В толпе комментировали происходящее.
— Она даже не вскрикнула.
— Я проходил как раз под ее окном, и она чуть не свалилась мне на голову.
— Все-таки, даже если вы хотите покончить с собой, нельзя подвергать опасности других. Вот до чего доводят наркотики.
Доминик растолкала зевак и предъявила одному из полицейских карточку прессы. Тот удавился.
— Вы, я вижу, не теряете времени… Это только что случилось… Хорошо… проходите…
Толстяк с расплывчатыми чертами лица, едва избежавший несчастья, пробурчал, когда молодая женщина проходила оцепление:
— Наверное, кто-то заработал пятьсот франков, позвонив в редакцию «Европы-1».
Какой-то остряк прокомментировал:
— Что вы хотите: беда одних дает хлеб другим.
Почти из всех окон высовывались любопытные.
Доминик шла вперед, уже зная, что она увидит. Речь шла только о том, чтобы убедиться. Пытаясь подготовить себя к ожидавшему ее зрелищу, она повторяла одну из аксиом своей профессии: «Даже если невозможно, все равно всегда проверяй факты, прежде чем сообщить о них. А если у тебя слабое сердце, милочка, то нужно было избрать другое ремесло».
Перед домом номер три, раскинув руки, лежала женщина, уткнувшись лицом в камни. Задравшееся красное платье обнажило белую кожу между чулком с подвязкой и черными кружевными трусиками. Но в этих деталях одежды теперь не было ничего эротического. Паула Стайнер уже никогда не сможет отправиться на любовную встречу. Доминик не сомневалась в имени той, чье последнее дыхание ловил склонившийся над ней врач.
— Это конец… Я полагаю, она набралась наркотиков и шагнула из окна, думая, что полетит…
Сержант полиции делал заметки для своего протокола, когда заметил журналистку:
— Нечего здесь смотреть. Это не театр.
Суровый тон говорил о том, как тошно ему видеть эту красоту и молодость, погибшие навсегда. Доминик снова предъявила карточку прессы.
— Откуда она упала?
Один из полицейских показал на широко раскрытое окно на последнем этаже (единственное в здании, откуда никто не глядел). Из подъезда вышли полицейские в сопровождении рабочего, на плече которого висела сумка с инструментами.
