В избу заглянул Петька Девяткин и поманил Саньку на улицу — есть срочное дело.
— Обожди! — зашикала на него Маша. — Видишь, письмо пишут.
Петька присел у порога.
— Ну как, Феня, все написала? — Катерина заглянула в письмо. — Теперь ваша, ребята, очередь. Как год закончили… Порадуйте отца.
Первым делом было сообщено об успехах Никитки; для этого его позвали с улицы и заставили собственноручно нацарапать: «Папа, я кончил первый класс, перешел во второй, скорей побей фашистов и приезжай к нам, твой сын Никита».
Потом Феня написала о себе. Написала очень скупо, потому что была застенчивой девочкой и всегда боялась перехвалить себя.
— Нет, нет! — запротестовала Маша. — Ты перешла в пятый класс с похвальной грамотой. И учительница тебя очень хвалит. Зачем скрываешь?
— Напиши, дочка, — сказала мать. И Феня, зардевшись, добавила еще про похвальную грамоту.
Очередь дошла до Саньки.
— Покажись и ты отцу, — кивнула Саньке Катерина.
Санька усердно протирал рукавом эмалевую звездочку на пилотке.
— Что ж молчишь? Ты же знаешь, как отец любит читать о твоих успехах.
— Какие там успехи… — с трудом выговорил Санька. — Переведен — и весь разговор.
И тут он заметил, что Маша и Федя переглянулись.
— Чего уставились? — вспыхнул он. — На мне узоров нет. Говорю — переведен… так и пишите. Ну, без похвальной, конечно.
Феня потянулась к пузырьку с чернилами. Неожиданно Маша взяла у нее из рук перо, отложила в сторону и обернулась к Саньке:
— Это же неправда, Саня. Зачем ты отца обманываешь?
— Обманывает? — удивленно протянула Катерина. — Не перевели, значит? На второй год оставили?
— Это бы ничего, что не перевели, — торопливо заговорила Маша. — Он пересдать может. Ему разрешили… И мы бы все помогли… Лето долгое. Я так и говорила: не смей, Саня, не смей! А он слушать ничего не хочет…
— Что «не смей», что «не смей»? Да говори же толком! — прикрикнула Катерина.
— Ой, тетенька Катя, язык не поворачивается! Пусть он сам скажет, — взмолилась девочка.
Уже давно все пушинки были собраны с пилотки, свежо и молодо поблескивала эмалевая звездочка, а Санька все еще тер ее рукавом.
— Подними голову, Александр, — тихо сказала Катерина. — Не думала, что у тебя душа такая заячья.
Санька рывком поднялся с лавки, шагнул к Маше. Лицо его было бледно, губы дрожали. Ему хотелось закричать, что все это теперь никому не нужно. Но закричать было нельзя.
— Говори! Все говори! — бросил он в лицо девочке и ринулся за дверь.
Петька выбежал за ним следом.
