— Саня, залезай сюда!
Санька оглянулся — кругом никого. Он не заставил себя просить, залез на дерево, но уже выше, чем девочка. Прогнулись под ним тонкие сучья, вот-вот обломятся. С опаской поглядела на него Маша.
Широко раскинулись перед детьми зеленые поля, перелески, петлистая лента реки, дороги, белые тропинки.
— Чьи это лошади там пасутся? — Санька вгляделся в сторону. — Наши или нет?
— Саня, а как отсюда видно все хорошо! — восхищенно шепнула Маша. — Смотри, вон школа! А вон три окна у крыльца — это наш класс. Ты знаешь, в новом году наш седьмой класс на втором этаже будет… — Она вдруг спохватилась и растерянно посмотрела на мальчика. — Саня… а что ж ты матери про школу скажешь?
— Скажу что-нибудь. — Он насупился и спустился с дерева на землю.
Раздалось конское ржание. Несколько мальчишек гнали через луг, к реке, табун лошадей.
— Наши! — Санька махнул Маше рукой и по крутому откосу ринулся вниз, к табуну.
Весенняя страда спала, и Катерина решила весь воскресный день посвятить дому и ребятам. «Совсем я не вижу их… как сироты бегают».
Она вымыла пол, напекла пирогов, застелила стол чистой скатертью и усадила детей завтракать.
Заметила проходивших мимо окон Машу с Федей, поманила их в избу:
— И вам место найдется. Садитесь-ка за компанию.
Маша не заставила себя долго просить, но Федя, встретившись глазами с Санькой, точно прирос к порогу.
— Меня дедушка ждет… Домой надо, — твердил он.
— Так уж ты и пироги не любишь? — засмеялась Катерина и, взяв мальчика за руку, усадила его за стол рядом с Санькой.
Тот отодвинулся от Феди, словно от горячей печки, и весь завтрак просидел молчаливый, одеревенелый, и Феня даже сказала, что Санька не иначе, как проглотил аршин.
После завтрака мать предложила написать письмо отцу.
Хотя Коншаковы давно не получали ответных писем, но Катерина не нарушала заведенного порядка, и письма Егору отсылались довольно часто.
— Чья очередь-то, ребята? — спросила Катерина.
— Моя, моя! — Феня быстро заняла место в переднем углу, достала чернила и бумагу. — Санька и так два раза без очереди писал.
Санька не спорил. Он вдруг вылез из-за стола и потянулся за пилоткой.
— Уходишь? — удивилась мать. — А письмо?
— Нет, нет! — спохватился Санька. — Мухи вот… окаянные… — И, распахнув окно, он с таким усердием начал размахивать пилоткой, словно изгонял не мух, а рассвирепевших пчел.
Катерина принялась диктовать Фене письмо. Рассказала про дела в бригаде, в колхозе, упомянула о том, как хорошо и дружно развиваются посевы на Старой Пустоши.
