«Пусть, — думал Шут, — пусть. Мне уже все равно…»
Под лавкой возле него, терзая жирную кость, лежал крупный пес с порванным ухом. Собак во дворце имели многие, и далеко не все предпочитали мелких побрехушек вроде Аритиной. Во время пиров псы считали своим святым правом хватать все, что падало со столов. И глядя на этого крупного немолодого кобеля, Шут с горечью почувствовал, что и сам он теперь — вроде такой вот собаки… Поджать бы хвост и уползти потихоньку…
Но прежде, чем он успел подняться на ноги, откуда-то вдруг возник давешний пилюльный лекарь. Присев рядом, он спросил участливо:
— Что с вами, друг мой? — в его голосе не было ни тени насмешки, одна лишь искренняя тревога. Она удивила и тронула Шута, но присутствие этого мудрого всевидящего старика очень осложняло его задачу.
— Нога! Я подвернул и вывихнул ее! — пискнул Шут и капризно скривился от мнимой боли, молясь, чтобы лекарь не уличил его в обмане.
«Свалился ты на мою голову со своей заботой! Как мне быть, если ты всем скажешь, что я не только ходить, но и танцевать могу?»
Прикосновения рук целителя были сильными и на диво бережными. Пожалуй, если бы Шут и впрямь вывихнул ногу, эти узловатые пальцы не причинили бы ему большей боли.
Лекарь поднял глаза и встретился взглядом с Шутом.
«Нет! Молчи! Не смей выдать меня!»
— Да что ты там расселся, болван! Вставай! — голос Руальда ударил кнутом. Но вместо Шута поднялся лекарь:
— Ваше Величество, господин шут не сможет больше выступать, он серьезно повредил ногу. Вам придется продолжать праздник без него, — старик говорил так спокойно и уверенно, что Шут невольно восхитился. «Почему он защитил меня? Почему не сказал Руальду правды? Ведь он обо всем догадался, старый филин…» — Позвольте мне помочь ему добраться до постели.
Шут не понял, что за гримаса исказила лицо короля — отвращение, обида или… жалость?
— Проваливай, Пат! Ты сильно меня огорчил, — и он отвернулся от Шута, будто тот перестал существовать. — Музыканты! Давай повеселее!
— Идемте, господин шут. Я помогу вам встать, — лекарь подставил ему свое плечо, и они медленно прошли через зал к широкой парадной двери. На пороге Шут обернулся, гости уже забыли о нем, половина пустилась в пляс, другие наслаждались пищей, заливая ее вином. Руальд о чем-то оживленно беседовал с министром финансов, издалека он казался совсем обычным.
«Прощай, мой дорогой король… Видят боги, я любил тебя…»
Набросив на боль толстое одеяло, он повернулся к старику:
