— Знаю. Проси, проси сюда скорее!..
Диво ли, что терялась балованная домовая холопка, подобно всей дворне более самих панов презиравшая черный люд, и носик морщила брезгливо, пропуская вперед пришедшего? Не шляхтич из соседей, с утра багровый от винища, с «вонсами закренцонными»,[3] хриплый и громогласный, бухал сапожищами по дубовой лестнице — неслышным шагом поднимался пожилой крестьянин. Седые, до плеч его волосы были ровно подрезаны надо лбом, лицо пергаментно сухо, веки скромно опущены. Домотканная рубаха цвета земли, шерстяная свита до колен, войлочный капелюк в руке — кто из мужиков Щенсного в будни одевается иначе?..
Но странно встретила старика гордая пани Зофья. Нетерпеливым окриком услав вон горничную, вдруг низко, словно перед королем, присела и поцеловала мужичью руку, нежданно холеную, змеистым пальцам которой так пошли бы перстни…
Благосклонно посмеиваясь, гость коснулся губами ее лба. В глазах его стояла сплошная тьма — ни белка, ни радужки, два смоляных озерца.
— Тебе бы поберечься, Учитель! — сказала Зофья, усадив старика и сама садясь на краешек кресла, будто девчонка перед строгим воспитателей. — Казимеж поехал на охоту, попасться ему навстречу — беда… Тем более, с ним поручик Куронь — я тебе говорила об этом шутнике.
— Вчера взял я пробы воды с разной глубины, Зося, — точно не услышав предупреждения, сказал гость. Речь его, книжно складная, никак не отвечала обличью. — Следствия поразительны, особенно если вскипятить и наблюдать пар… Но, увы, все прекращается через несколько минут — похоже, что свойства неотделимы от общей массы… а может быть, от каких-нибудь донных родников, источников? Надо бы изучить досконально, прежде чем…
Не договорив, старик сомкнул бесцветные губы.
— Одного я не понимаю до сих пор, Учитель! — подпершись кулачком, задумчиво сказала Зофья. — К чему… к чему вся твоя затея, труд столь долгий и тяжкий? Не проще ли было бы обнести его крепкою оградою, глубоким рвом? Или насадить лес столь густой, без дорог, чтобы и мышь не пробралась?..
Гость покачал головою.
— Надо смотреть далеко, далеко вперед, дочь моя. Можешь ли ты поручиться, что внук твой или правнук, будучи иных мыслей, чем мы с тобой, не снесет эту ограду, не раскорчует лес?
— Но зачем же тогда сила того… что за твоею спиною? Зачем все его тайные помощника и слуги? Разве нельзя вовремя остановить зарвавшегося шляхтича?!
— Шляхтича — можно. Десяток, сотню шляхтичей. Но… знаешь ли ты, что такое холопьи бунты? Всем еще памятен проклятый Наливайко
