Анатолий Иванович поднялся и закурил. Постоял у окна, глядя куда-то в городскую серость. Несколько раз заглядывали секретарши, но он даже не реагировал на их деликатные покашливания. Прошлое, по всему, его сильно зацепило и не хотело отпускать. После небольшой паузы он продолжил:
— В конце экспедиции мы должны были выйти к поселку Няксимволь, там была наша база. При этом притаранить на себе изрядное количество горных образцов. Был уже август, начались затяжные дожди. От грибов, поскольку другой еды не было, воротило. Варили одни маленькие шляпки подберезовиков и, зажмурившись, глотали их, не прожевывая, иначе бы стошнило. Дорог не было. Сначала шли по ориентирам — ручьи, вершинки сопок. Потом аномальные зоны кончились, “включился” компас, и пошли по азимуту. Но к концу недели так вымотались, еле ноги тащили. Каждый образец за спиной, казалось, по пуду весил. С картой и компасом Борисенко колдовал. Он все сокращал и сокращал наш путь, ну и досокращался. Где-то в районе озера Турват вляпались в болото. Оно начиналось постепенно. Вначале пошла низина, заболоченность, потом глубже, еще глубже, и сами не ожидали, как оказались посередине ужасной топи. Перепрыгиваем с кочки на кочку, если такое медленное перешагивание или переползание можно назвать прыжком. А они, зар-разы, стоит только на них встать, начинают медленно погружаться в бездонные хляби. Длинная трава на кочках точно волосы на головах водяных чудовищ, бр-р-р...
Сначала не удержался суетливый Борисенко и с жутким криком медленно погрузился в черноту. Сразу все болото проснулось, зашевелилось, почувствовав добычу. А Мишка визжит, хватает за “волосы” эти кочки, рвет их, а догадаться от рюкзака избавиться не может. Я ему свой шест сую, он не видит, орет... Тут и меня качнуло, едва успел рюкзак сбросить, как пошел боком в эту кашу. До сих помню это мерзкое ощущение, когда тебя всасывает в вонючую жижу.
Анатолий Иванович снова сморщился и взялся за бутылку. Налил в оба бокала и, кивнув Никите, торопливо выпил.
— По пояс меня втянуло, — продолжил он, — волосы дыбом, ну, думаю, и пожить-то не пришлось, ну и так далее. А Борисенко уже по грудь. Он все же как-то смог от лямок избавиться, да и орать стал меньше, хрипит, фыркает, глаза таращит. Матвей шел далеко сзади, он самое тяжелое нес. Я кричу ему, зову на помощь, а он уже тут, схватил Мишку за руку, тащит на себя, мне кричит, чтобы я не барахтался. Но как тут не будешь барахтаться, когда тебя кто-то там внизу за ноги схватил и тянет... Не успел опомниться, как уже в этой жиже по грудь. А она сыто булькает, раздувает пузыри, точно электролампочки, те лопаются прямо перед лицом, брызгая гнилью, обдавая утробной вонью.
