Женского рода | страница 44



— Как?

— Ну что не заложила!

— А кого б я «заложила»? А друг твой — так себе пас­сажир, смертью торгует, которую мы покупаем.

С тех пор как родился Максимка, Паша-Поль и все, что их связывало, отошло от Кирш так далеко, что пере­стало быть похожим на реальность. Теперь это прошлое оживало вместе с приближающимися шагами за дверью…

Когда смолкло лязганье многочисленных замков и Поль наконец открыл дверь, Кирш почувствовала, как ее начал обволакивать теплый горький воздух.

— Кофе варили? Какой на этот раз? — спросила Кирш и неохотно подставила щеку манерному поцелую.

Чмокнув се, Поль окинул Кирш взглядом любопыт­ной подруги и, исчезая на кухне, ответил со вздохом:

— А, без затей, Кирюш: просто по-турецки, с солью…

Поль был большим любителем кофе; ему нравилось все, что требовало специального ритуала. Хитроумная кули­нария, этап интриг в завязывающихся отношениях, почти маскарадные свадьбы и в чем-то театрализованные похо­роны были для Поля тем, что придавало его жизни если не смысл, то осмысленность.

Во всем обычном, не нуждающемся в продумывании — как приготовление растворимого кофе, — не было зада­чи, потому что не могло быть разницы в результате. По­этому Поль сам молол кофе, варил его в турке (то на огне, то на песке) и пользовался не одной сотней рецептов ко­фейной алхимии.

Он родился в далеком и угрюмом городе с названием Ленинское-586, конечно не нашедшем места на карте. Отец его был бывшим зеком, приросшим к Забайкальской зем­ле, мать — безграмотной буряткой, оба родителя работа­ли на урановых рудниках и почти всегда молчали. Долгое время Паша думал, что Москва находится на другой пла­нете, а столицей Земли является Чита, в которую то и дело удирали старшие соседские мальчишки. Карьеры-помой­ки, закоптившие весь обозримый мир котельные и вечно пьяный отец с ремнем в руке— от такого детства не хо­чется иметь фотографий на память, их и не было.

Но Пашке посчастливилось вырасти симпатичным юношей. Однажды отец решил избить сына в очередной раз, тот впервые взбунтовался и сбежал в Читу; мест­ный комсомольский активист оценил прелести смазливо­го беглеца и взял под свое идеологическое покровитель­ство. С этого «трамплина» Паша и попал в Москву, меняя покровителей и жадно впитывая их манеры, знания и лю­бовь к красивой жизни. Паша стал художником, он попал в «общество», но, когда в его жизни появились наркоти­ки, он понял, что это, как и мужчины в его постели, — не дань богемной жизни, а вечное «Ленинское-586» с его бе­зысходностью и отцовскими побоями.