Нет, она не любила тот город, куда шла, — просто они были «одной крови». И Кирш презирала себя, идущую по шоссе, и машины, которые так радостно в этот город неслись. Как, вынашивая ребенка, Кирш физически ощутила когда-то под сердцем чувство зарождающегося света и любви, так, неся сейчас бремя разлуки, она чувствовала Приступами исходящие из солнечного сплетения отвращение к себе и к самой жизни. И вдруг сквозь слезы ей вспомнились слова: «Уныние — это предательство» — так говорила когда-то бабушка. И Кирш остановилась, закрыв глаза, пряча сладкие, дорогие сердцу воспоминания на самую глубину души.
Потом она резко развернулась навстречу фарам и вытянула в сторону правую руку, указывавшую большим пальцем в небо. На знак автостопа никто не отзывался минут пятнадцать, потом Кирш повезло, и до Москвы ее согласился подбросить седой дальнобойщик. Она запрыгнула в кабину и за полпути поневоле узнала всю биографию водителя.
— А сам-то я родом из Читинской области…
— Откуда?
Кирш рассеянно прислушивалась, потом вдруг достала мобильник. Батарея почти села, по это ничего. Кирш вызвала из памяти телефона номер, обладателя которого она давно не вызывала из своей памяти, ответит ли?
Кирш звонила старому «героиновому» приятелю Паше-Полю, у него была часто пустующая мастерская на чердаке, и никто из нынешних знакомых Кирш с Пашей-Полем никак не пересекался.
— Можно какое-то время погостить в твоей мастерской?
— Ну да, почему нет… — Поль относился к жизни философски и никогда не задавал лишних вопросов. Он и сам никому ничего не объяснял, за что расплачивался одиночеством.
Поль был из той же среды, что и отец Максимки, он жил с мужчиной, но не верил ни в мужскую, ни в женскую любовь; к лесбиянкам относился с презрением, но Кирш была исключением: ее он уважал еще со студенческой скамьи. Отношение, проверенное не временем, а одним происшествием.
Откуда ни возьмись налетели тогда «маски-шоу» с дубинками; была псевдооблава на наркоманов. Их — человек десять — затолкали в «газель» и везли куда-то, надев на головы мешки; сильно били — боли они почти не чувствовали, но Поль плакал, а Кирш возмущалась. Им задавали вопросы; это была охота за одним человеком — близким другом Паши-Поля.
Вопросы задавали почему-то только Кирш, и все безрезультатно. Тогда она чудом осталась жива. И, навещая ее в больнице, Паша прослезился:
— Кирш, спасибо тебе, я не знал, что ты так к нему относишься!
