, вот и поместила их в свой мир, изменив им характер на более… человеколюбивый. Крепкотелые девахи с лягушачьими ногами, созданные мной, иной раз и заблудившихся спасали. Добрые, добрые болотницы, не то что жуть декадансовая.
Вот и эта не просто так пришла — принесла в деревянной плошке заваренные травки. Зачем? Нудду ни пищи, ни еды не требуется, он же дитя воздуха. Добрая, но бестолковая девушка.
Нудд, не чинясь, взял плошку и выпил залпом. И, как ни странно, приободрился.
— Хочешь еще? — прошелестел голос.
— А что это? — недоверчиво глянула я.
— Напиток веселящий. От него в животе щекочет и смеяться легко. — Это не она, это я бестолковая. Нудду сейчас веселящее питье просто необходимо. Чем смешнее ему, тем крепче творимая им амброзия. А значит эти, в замке, вскоре довеселятся до синих веников.
— Принеси, ягодка, принеси, красавица! — закивала я. — Ты молодец, сама бы я нипочем…
— А тебе, великая норна, не надо ли чего? — кротко спросила болотница.
— Нет, только ему. А откуда ты знаешь, что я норна? — встрепенулась я.
— По лунному мосту только норны ходят и добрые боги.
Пока Нудд приходил в себя, потребляя запасы местных обитателей, я узнала прелюбопытные вещи. Когда-то норны гуляли по здешним лугам и долам едва ли не каждый день. А потом появился злой бог и запер их в долине. Запретил приходить и разговаривать с болотным народом. Оторвал от земли, от леса, от воздуха, не дает глядеть на мир и знать, каково житье-бытье у людей и нелюдей. Запретил населению острова знать прошлое и будущее. Ничегошеньки себе! Что-то мне этот подход напоминает. Что-то из самой реальной реальности.
* * *
Поселок вызывал изумление полнейшей непригодностью для жизни. Корявые домишки бог знает как держатся на сваях, изъеденных солеными ветрами в кружево, в мусоре роются несуразные птицы с тощими шеями и голенастыми телами. Дети, похожие на птиц, и взрослые, похожие на детей. Все мелкое, хилое, недокормленное… Первобытное.
Тем больше изумило нас появление пастора. Худого католического священника в обтрепанной сутане. С недобрым, изучающим взором. Почему-то его не удивлял наш странный кортеж: движущаяся каменная статуя в огненных трещинах, зайка Фрель в буфах и оборочках (хорошо хоть в штанах, а не в мини-юбке), синяя троица откровенно нечеловеческого вида и полуживой старик с недовольной миной.
— Пришли? — не то спросил, не то подтвердил он. — Синьора Уия[8] давно спрашивает, когда вы, наконец, явитесь. Она очень недовольна, Синьора.
