Свой среди своих | страница 17
— Целая конюшня. Не так ли?
— А теперь, — смеется Пилляр, — вы напишете еще одну повесть — “Конь Последний”.
— Лично мне все равно. Но мне жалко… их…
Александр Аркадьевич протестует. Пилляр опускает глаза и говорит почти мягко:
— Не будем говорить об этом…
— Почему вы тотчас же арестовали нас, не дав нам возможности предварительно увидеть Москву? Мы были в ваших руках.
— Вы слишком опасные люди.
Нас обыскивают…
[Борис Викторович выходит из комнаты с завязанной головой. Это сделано для того, чтобы его не узнали на улице.
— Но это самое лучшее средство для того, чтобы обратить на него внимание, — говорит Александр Аркадьевич.
Как-никак, Борис Викторович — в роли современной “Железной Маски” — садится в один из автомобилей, ожидающих нас внизу…]
— Москва!
Пять часов утра. Мы выходим поодиночке. Около каждого из нас караул. Борис Викторович садится в закрытый автомобиль с опущенными занавесками на окнах. Александр Аркадьевич и я — в другой, открытый. Гудин,[5] “хозяин дома” и несколько человек красноармейцев садятся с нами. Мы покинули Москву в 1918 году, мы возвращаемся прямо в тюрьму.
В поезде Гудин с гордостью сообщил, что мы делаем 65 верст в час. Теперь он обращает мое внимание на чистоту города.
Театральная площадь. Огромный портрет Ленина, сделанный из цветов. Потом какая-то улица. Потом здание.
— Это и есть знаменитая Лубянка… — говорит Александр Аркадьевич.
Лубянка. Тюрьма, из которой никто не выходит…”
Начинается тягостная процедура превращения свободного человека в узника, упаковка его в клетку. Бесконечные лестницы, коридоры и кабинеты Лубянки, которые все больше и больше отдаляют и отрешают от мира.
Впрочем, Савинкова и его спутников поначалу встречают с особым обхождением, любезно, как почетных гостей, даже заводят “светские разговоры” — не столько для того, чтобы сделать приятное, сколько от собственной гордости: вот, мол, какое у нас событие! Какая птичка залетела!
— А что, у вас пытают? — не выдерживает Александр Аркадьевич.
Сопровождающий чекист смеется:
— Невероятно, что вы в 1924 году можете этому верить… Да, в первые годы был террор. Да, тогда изредка встречались садисты. Но они уже давно расстреляны все…
Для Савинкова даже устраивают вернисаж: показывают картины его младшего брата Виктора, художника, эмигранта, живущего теперь в Праге. Объясняют:
— Мы нашли эти картины при обыске. Они подписаны таким именем, что пришлось перенести их сюда…
На этом торжественная часть кончается. Начинаются тюремные будни.