Сон уходил от неё совсем тихо, на цыпочках… Чудесный, томительный. Стелла уже проснулась. Лежала разбитая, расслабленная счастьем, как бы испуганная. Картина сна всё стояла перед ней ярко и сильно, что бывает очень редко. И не хотела исчезать. А Стелла не хотела с ней расставаться.
В то же время сон очень трудно было бы описать, хотя и действительно осталась яркая картина. Однако это была картина чувств.
Здесь необходимы, видимо, пояснения. Пейзаж, например, зимний лес и замёрзшую речку, которая угадывается под тяжёлым белым одеялом, можно нарисовать красками на холсте. А можно звуками, в музыке… Вот так же примерно сон чувств соседствует с обычным сном.
В брезентовой стене палатки было вырезано окошко. Обычно на ночь его задраивают. У них же «ставня» была откинута. Часть окошка загораживала чугунная и совершенно неподвижная еловая ветка. В другой части уместился кусочек неба. И даже со звездой.
Нет, это, конечно, не было похоже на то её давнее дачное пробуждение. И чем-то похоже: ранее, почти еще чёрное утро, окно, звезда в окне. И сон!
Только теперь у неё было куда больше счастья… Больше тревоги, но и больше счастья.
В каком-нибудь метре от неё, у другой стены, спал человек, который ей только что снился, который (теперь она была уверена в этом) снился ей и в тот первый раз — её отец… Говорят, когда «дети» влюбляются в своих учителей или в каких-нибудь других взрослых, это не та любовь, как если влюбляются просто мальчишка и девчонка. Но кто это на самом деле разберёт…
Раньше она влюблялась «через пень колоду», только чтоб от других не отставать. Зато теперь она уж влюбилась! И точно знала, что влюбилась, и во сне его видела, и повернулась со спины на бок — вот он: на таком же надувном матрасе, в таком же поролоновом спальнике. ЕЕ ОТЕЦ.
