А вот с Ваней они так никогда не сидели. К его времени мороженое исчезло из московского метро. Жалко!
Такие воспоминания обычно живут в человеке бессловесно, никому о них не расскажешь. Что ж тут рассказывать — мелочи! На самом деле они дороги и трогают. Стелла опустилась на широкие мраморные перила балкончика. Сидеть было совсем не страшно, хотя и над пропастью грохочущей.
— Вчера твоего отца видел… — Она невольно вздрогнула, но поняла, конечно, кого Лёня назвал её отцом. — Я вчера к нему заглянул… А он… угадай, что делает?
— Не знаю. Откуда я могу знать?
— Правильно! Он землю копал.
— Какую землю?!
— Всю подряд! От флоксов и… понеслась! Я с ним разговариваю, а он роет. Как всё равно конь под кнутом. И уже устал, и внутри струны, знаешь… Произвожу, говорит, осеннюю вспашку. А земля у вас мучение. Ну, я это… выдаю ему пачку соболезнований. А он: для меня в самый раз! Такое, говорит, состояние — некоторые напиваются, некоторые спят целыми сутками, а некоторые, наоборот, сутками шахматные задачи решают. Но чаще, конечно, — в запой. А поскольку мне пить нельзя, на работе постоянно приходится думать, так я произвожу осеннюю вспашку.
— Он так тебе всё и говорил?
— Я сам обалдел! Буквально чувствую, сейчас из меня полупроводники от удивления посыпятся.
— А он правда не… выпивши был?
— Полный ноль! И спрашивает: ты с моей дочерью знаком? Я хладнокровно отвечаю: так, говорю, почти нет… Понятно, говорит. И роет, как я не знаю кто… Слушай, Стел, ты что всё-таки с ним сделала такое?
Нехотя она стала ему рассказывать. И чуяла наперёд: ничего хорошего из её рассказа не выйдет. Получилось как-то вяло: пришёл, починил форточку… Лёня её слушал добросовестно. И недоуменно. С небрежным удивлением мотнул головой:
— Какие они всё-таки нервные…
— Они добрые, дурак! — закричала вдруг Стелла. — А ты счётно-решающее устройство, если так говоришь!
И поняла: зря кричит. Это ведь её родители, не Ленины. И это она штуки выделывает. А Лёня — что с него взять?
И замолчала, устыдившись.
— Счётно-решающее? — Лёня стоял, глядя на неё. Он так и не сел почему-то. — А я хотел сказать, что влюбился в тебя…
В таких разговорах, как утверждают многие, особенно правдивым быть не стоит. Но Стелла забыла это золотое правило:
— Лёнь, ты ведь хочешь, чтобы я тебе честно сказала? Я, Лёнь, в тебя не влюблюсь… Лёнь…
Лёня подождал, пока в тоннель прокатится поезд. Потом сказал, глаза его были обиженные и спокойные:
— Ты ведь из-за Машки? Раз она в меня влюбилась, ты сразу задний ход?
