В воскресенье утром Альтея наконец взяла его кабинет штурмом. Воспользовавшись универсальным ключом, который всегда висел у нее на шее, она отперла дверь и застала пастора стоящим у окна.
— Преподобный Джонс?
Томас обернулся. При виде его лица секретарша невольно отшатнулась. Он не то спятил, не то напился. Возможно, и то и другое.
— Бог — это любовь, — провозгласил он.
— Эээ… — нахмурилась она, — пожалуй, что так.
Томас рассмеялся.
— Раньше я об этом не подозревал.
На бритье времени не оставалось. Альтея отыскала старый галстук преподобного Лайла, второпях повязала его Томасу на шею и накинула сверху пурпурное облачение. Вытащив пластинку мятной жвачки, засунула ему в рот. Потом, схватив его за руку, потащила через приемную, вверх по ступенькам, и успела втолкнуть его в процессию певчих, как раз заходивших в двойные церковные двери.
Хор двигался по главному проходу и пел «Вперед, Господне воинство». Томас шагал за ними следом, небритый, глаза — как два яйца, плавающих в ведре, и с идиотской улыбкой.
Эд Уилсон прочитал утреннюю молитву, Джон Мерфи сделал пару организационных объявлений, а Джадж Лестер огласил финансовый отчет. А потом наступил черед проповеди.
С трудом подняв себя со стула, Томас вышел к кафедре. Библия была раскрыта на той главе, по которой он должен был проповедовать. Он мог процитировать всю страницу с закрытыми глазами.
Он уставился в книгу. Пауза длилась целую вечность. Паства обеспокоенно заерзала.
И тут Томас медленно закрыл библию.
Вцепившись в кафедру обеими руками, он обвел прихожан пламенным взглядом. А они во всю глазели на него — торжественно одетые, с затуманенными глазами, скрещенными руками и плотно, как колени старой девы, сжатыми челюстями. Не толпа, а крепкий орешек.
— Вера… Надежда… Любовь, — провозгласил Томас, и голос его эхом разнесся под сводами. — Самое главное из этого — любовь.
Затем он развернулся к пастве спиной, вернулся на место и сел на стул.
В понедельник утром актив прихожан собрался в закусочной. Склонив головы над чашками кофе, они обсуждали, как бы половчее добиться увольнения Джонса.
— Слыхал я про этого вашего нового священника, — бросил им сидевший у стойки Бен Харрингтон. — Уж если что и могло бы примирить меня со святошами и обратить в веру, так только такие вот проповеди в минуту длиной.
— И аминь, — добавил шериф.
Церковные старосты решили назначить преподобному Джонсу испытательный срок до конца месяца.
