Еще одним ежедневным их ритуалом была прелюдия перед любовной близостью.
— Иди ко мне. — Он расслабленно протягивал руку со своей кровати. Покосившись в его сторону, она отворачивалась.
— Подруга… Иди ко мне.
— Не хочу.
— Хочешь.
— Не-а.
— Хочешь, но боишься признаться, что хочешь.
— Я ничего не боюсь.
— Знакомая фраза! — Он шевелит пальцами, пытаясь дотянуться до ее волос и шеи. — Ты моя радость…
— Я приду, если ты не будешь приставать. И мы просто обнимемся, как братья.
— Или как сестры.
— Сестренка… (мечтательно).
Зацепив ее ладонь своей, он тянет на себя.
— Обещаешь?
— Не буду, не буду.
Вздохнув, нарочито нехотя, она перебирается к нему.
— …Ресницы у тебя стали совсем белые на кончиках. От соли. На месте женщин я бы красил их не в черный, а в белый цвет. Белый-белый. Не могу насмотреться…
Она поднимает с тарелки, стоящей у изголовья, сочащийся, мятый персик. Надкусив, жалуется:
— Персики эти совсем осточертели. Какой-то тошнотворный вечный кайф…
Он мягко отбирает у нее персик… После она недовольно ворчит:
— Я не могу заниматься этим так часто. Да еще днем.
— Тебе разве не хорошо, девочка? Ты же счастлива. Она возмущенно размыкает его руки. Скатывается на пол.
— Сытое, обывательское счастье! Персики, пляж, шашлык, секс два раза в день, светская болтовня под кипарисами, коктейль-бар… Невыносимо! Он смеется.
— Действительно, вынести это сверх человеческих сил… Мне нравится, что каждый раз тебя приходится уламывать, как в первый раз. Вроде должно надоесть, а не надоедает. Я балдею от твоих игр.
— Я не играю. Я искренне.
— Ты искренне намереваешься меня уверить, что равнодушна к сексу?
— Не равнодушно мое тело. Но я и мое тело — не одно и то же.
— Ты игровой человек, не отпирайся. Так же, как и я. Мы очень похожи, и это здорово. И что бы мы с тобой были без игры, игры с безоблачным небом над головой? Когда не от чего защищаться и ничего не страшно…
Она пытается втащить разговор в серьезное русло.
— Обещай мне, что мы выберемся, хотя бы на неделю, в совершенно пустое место. Скалы, море… Ни души кругом. Вдвоем на диком берегу, у дикого моря. Может быть, будет шторм… Никаких пьянок, пустой болтовни, никаких лезущих обниматься с тобой дураков, ничего наносного, тщеславного — все настоящее. Настоящая вода. Настоящее солнце. Настоящие мы с тобой.
— Ладно, поедем. Если тебе так хочется.
— Ты всегда говоришь «ладно», но делаешь по-своему…
В дикое место они так и не выбрались, несмотря на все просьбы Агни. Ни дискомфорта, ни безлюдья — в больших количествах — Колеев не выносил. Напротив, чем больше людей, тем лучше. Он любил наблюдать текущий мимо многоцветный людской поток, расслабясь, не вовлекаясь в него. Взгляд — единственная ноша странника!
