Надеюсь, в своих рассказах о жизни в Москве я проявила достаточную бодрость и жизнерадостность и сглаживала трудности, о которые поневоле спотыкаешься, когда говоришь о нашем быте. А когда речь пошла о гуманитарной помощи, которая, к большому и неиссякаемому удивлению Мартина, бесследно исчезает, не доходя до нуждающихся, я забыла о намерении каким-то образом показать, что я не нуждающаяся и не жду её, так как вспомнила о пресловутом русском гостеприимстве, которое в полной мере в наше время можно позволить себе только за границей, и запоздало предложила гостям чаю.
— Типично русский напиток, — удовлетворённо заметил Мартин. — Я люблю чай и редко пью кофе.
— Типично русский напиток, — согласилась я. — Только какой: грузинский, азербайджанский, индийский или цейлонский?
Горбун улыбнулся, а Мартин упорно твердил, что он всегда любил пить чай, потому что это русский обычай.
Мне всё-таки показалось, что он делал над собой усилие, прививая себе любовь к чаю, и эта привитая любовь до конца не вытеснила врождённую любовь к кофе. Сама я сейчас с удовольствием выпила бы кофе, так как этот напиток в Дании сильно отличается от того, какой можно сделать из нынешнего советского кофе, потому, возможно, что, как говорят, у нас продают самые низкие сорта. Дома я не могу пить кофе каждое утро, у меня от него всегда остаётся неприятное ощущение в горле, а здесь я готова пить его целыми днями, а гостям его не предложила не от обострения природной жадности, а потому, что было уже поздно и я боялась не уснуть ночью.
— В таком случае, я сейчас приготовлю чай, — сказала я, вставая.
Горбун взглянул на часы и выразительно посмотрел на друга.
— Вы приготовите его нам в следующий раз, — возразил Мартин. — Уже поздно, и мы, пожалуй, пойдём. Ирину я уже, как видно, не дождусь… — Он помрачнел и с ожесточением закончил. — И слава Богу.
Он встал и направился к двери. Горбун тоже поднялся, и я невольно шагнула в сторону, освобождая ему проход, потому что он, хотя и не был толст, но всё-таки оказался слишком громоздок для того пространства, которого хватало щуплому Мартину. Я ещё удивилась тогда, что ноги у него соответствуют мощному торсу, а у горбунов, о которых я читала, если только их уродство не было результатом несчастного случая, кроме искривления позвоночника всегда присутствовал ещё какой-то изъян типа слабых и коротких ног или слишком большой головы. Правда, Дружинин прихрамывал, и это компенсировало неестественную для подобных ему людей пропорциональность фигуры.
