И убежала.
– Смешная какая, правда? – усмехнулась Глафира. – Можно подумать, ты вот так сразу и схватишь ее в свои артистки. Вон я сколько бьюсь, а толку – как от козла молока.
Рудольф уставился на нее с непониманием:
– А ты какого козла имеешь в виду?
– Да я не козла, я эту… Мику! Смешная, говорю!
– А мне она показалась… достаточно яркой натурой. Очень яркой, – глаза мужа отчего-то маслено заблестели. – И на главную роль она бы оч-чень даже подошла…
– Да? – запыхтела Глаша. – Она, значит, подошла бы на главную роль, а я ни на что не гожусь, кроме как идти в ее домработницы, да? Так и шагай тогда к ней! Чего ты ко мне-то приклеился?! Подошла бы она! Яркая натура!
– Глаша, ты чего? – вдруг весело усмехнулся Рудольф и поднял ей голову за подбородок. – Эй! Ты чего это, ревнуешь?
– А я что, не живой человек? – обиженно буркнула Глаша. – Я же вижу, как у тебя глаза… поплыли!
– Да, поплыли, – довольно прищурился муж. – Потому что эта куколка, эта Мика, она же знаешь кто? Она не просто наша будущая актриса, она жена оч-чень состоятельного мужа! И ей оч-чень хочется на сцену! А это значит, что ради своей женушки ее богатенький «кошелек» выложит любую сумму, которая нам понадобится для спектакля, поняла?
Глафира только сейчас сообразила, насколько же она глупа! Ее муж ничего не замечает, кроме своего театра, и даже при виде очаровательной женщины он думает лишь о том, сколько может выложить ее муж!
– Рудик, – всхлипнула от переизбытка чувств Глаша. Она нежно погладила его по ру-ке, потом по шее и тихо проговорила: —Тебе надо себя беречь. Ну какой еще дурак будет так болеть о своем театре? Может, пойдем отдыхать, а? Я и постельку тебе постелю.
Муж также трепетно провел своей рукой по ее волосам, чмокнул в макушку и тоже тихим голосом прошептал:
– А что, мы есть сегодня вообще не будем?
– Рудик! Я же совсем забыла! – спохва-тилась Глаша и понеслась на кухню.
А уже через полчаса, уложив подбородок на кулачки, Глаша влюбленными глазами смотрела, с каким удовольствием ее талантливый муж уплетает жареную картошку.
