«Старина Чжан!
Получил Ваше письмо и очень ему обрадовался. Перепел своим товарищам, и видели бы Вы, как они были взволнованы Вашим горячим, дружеским отношением. Мы знаем, что не одиноки в борьбе против американских захватчиков!..
Мы двигаемся вперёд, и нам сопутствует победа. Сеул мы освободили быстро. Враг в панике отступает; продажные чиновники спасают свои шкуры. А как радуется освобождённый народ! Какую встречу он нам устроил! Описывать всё это долго, расскажу лишь, как мы освободили узников городской тюрьмы.
Железные ворота тюрьмы оказались крепкими; нам удалось взломать их лишь с помощью тяжёлого танка. Едва мы ворвались во двор, как изо всех забранных решётками окон потянулись навстречу нам худые, израненные руки.
— Да здравствует Народная армия! Да здравствует республика! Да здравствует Ким Ир Сен! — кричали заключённые.
Минута — и железные двери распахнуты, руки заключённых освобождены от стальных наручников, с их ног сбиты кандалы. Тысячи измученных людей — корейских патриотов — заполнили тюремный двор. Плача и крича от радости, они обнимали нас, целовали и принялись даже подбрасывать в воздух.
— Мы свободны! Мы на воле, товарищи! — размахивая худыми руками, кричал один из заключённых с одутловатым, заросшим чёрной бородой лицом. — Не пойдём домой! Запишемся все добровольцами в Народную армию! Будем биться с врагом до победного конца.
Со всех сторон раздались возгласы одобрения.
Мы были до слёз растроганы. Наши силы сейчас возросли во много крат. Мы продолжаем победоносное наступление.
Ким Ен Гир».
«Старина Чжан!
Я теперь всем сердцем ощутил, что такое освободительная война. Как подумаешь о своей родине, о своём народе, о матери, жене, сыне, так рука крепче сжимает винтовку. А когда я лицом к лицу встречаюсь с врагом, кровь быстрей начинает бежать по жилам.
Мне помнится одно из сражений… Американцы вели по нашим позициям беспорядочную стрельбу. Самолёты сбрасывали бомбы куда попало. Мы ринулись в атаку и навязали врагу рукопашный бой. Кинжалы на их карабинах короче наших штыков, и я заколол не меньше семи захватчиков. Вдруг я увидел, что один из вражеских танков разворачивается, собираясь удрать. Мы со связным бросились к танку и вспрыгнули на броню. Люк был открыт. Я сунул туда дуло винтовки и крикнул:
— Сдавайся, а то буду стрелять!
