Младенец и черт | страница 43

– Наверно, не очень, – честно сказал Романов. – Хотя всё может статься.

Она смотрела на него расширенными глазами. Вдруг с решительным, отчаянным видом крепко обняла и поцеловала. Не куда-нибудь – в губы! И это на виду у всех, среди гуляющей публики!

Когда они отодвинулись друг от друга, девушка была румяна, молодой человек бледен.

Жалобно, с непонятной обидой Сима сказала:

– Ах, Алексей Парисович, что вы со мной делаете? Нехорошо…

Ту-ту-ту-ту! – деликатно, но твердо проклаксонил «руссобалт». Романов коротко обернулся.

Штабс-ротмистр изобразил аплодисменты и подал знак: а теперь уходи, уходи, самое время!

– Прощайте! – поднялся Алеша. – Меня зовут.

Она крикнула вслед:

– Так нельзя говорить! Не «прощайте», а до свидания! Я вам завтра протелефонирую!

Голова у Алеши шла кругом. Грудь от счастья раздулась, будто футбольный мяч.

– Молодцом, – похвалил Козловский, заводя мотор. – Только зря трижды обернулись, хватило бы и одного раза. Но ничего, главное, что недолго рассусоливали. В ваши годы надо с женщинами поменьше разговаривать. Вы говорили, у вас баритон – вот и пойте, они любят. Убалтывать прекрасный пол – это уметь надо. С возрастом приходит… – Он посерьезнел. – Ладно, прощание славянки закончено. Сейчас едем на поле, потренируем удары по корнерам. Потом в спортивный клуб, еще раз всё проверим. В двадцать один ноль ноль оперативное совещание группы. После этого, в двадцать три ноль ноль…

Зто была последняя пятница довоенной жизни. Погода в окрестностях Петербурга в точности соответствовала историческому моменту: было ясно и солнечно, но парило – с запада, со стороны моря, к столице империи подбиралась гроза. Но до Царского Села ей было ползти еще несколько часов, так что для футбольного мэтча опасности она не представляла.

На стадионе играл сводный гвардейский оркестр, на деревянных скамейках сидела нарядная публика, разделившаяся на две неровные половины, словно по негласному уговору занявшие одна левую, вторая правую сторону трибун. Справа зрители сидели гуще. Здесь преобладали военные мундиры, разбавленные белыми пятнышками дамских зонтиков. Такие же зонтики смягчали серо-песочную массу летних мужских костюмов и канотье, сгруппировавшуюся слева. Там сидели представители многочисленного немецкого землячества, явившиеся поддержать свою команду.

Посередине, будто пограничная нейтральная полоса, зияло пустое пространство, где с удобством расположились репортеры и фотографы. Здесь преобладала немецкая речь. Оператор с синематографическим аппаратом, занявший переднюю скамью, тоже был германец.