Бортовой журнал 7 | страница 53

Придет и откусит.

Полтулова.

Где найти искусное перо? Где, где, где?

Столь искусное, чтоб не простое установление факта, приправленное спекулятивной утонченностью или изощренной аргументацией, но вдумчивое обсасывание деталей, которыми небо одарило ум человеческий для исследования истины и борьбы за нее со всяким и каждым.

А я знаю где. Некоторым это место представляется омерзительным.

Некоторым, но не мне. Мне оно представляется восхитительным, бодрым, свежим. К нему мы обращаемся по утрам. Им мы заняты долгими вечерами, когда на дворе и дует и сыро.

И днем мы думаем о нем, не переставая. И на ходу, и лежа.

Именно там нам и следует искать его – искусное перо, конечно.

Сначала я бранился. Я фыркал, икал, рыгал, испускал ветры.

А потом я подумал – а и хер с ними.

И сейчас же наступила свобода, свобода в членах и в желаниях, в мыслях и фразах, свобода в языке, в нёбе, в руках и чреслах. Только она, свобода, позволяет опомниться и снова осознать себя, а потом уже перечитать еще и еще раз все написанное до последней буквы и изучить каждый слог в самом точном и буквальном значении, чтобы постичь аллегорический и, быть может, мистический смысл всего происходящего.

Тут я нахожу нужным осведомить ваши преподобия, что всему этому требуется новое имя. Старое имя уже давно истрепалось, обрыдло, постыло. Хочется новизны. И лики требуются, потому что прошлые отошли уже в область рыла.

А так всегда бывает с ликами.

И идеи! Как мы могли забыть про идеи! Совершенно, абсолютно забыть! Природа, слава богу, чрезвычайно расточительна. Она оделит нас новыми отцами, заронив в них семена словесной критики прошлых отцов так же глубоко, как и семена всех прочих знаний, что вполне сойдут за идеи на первых порах. А потом уже наступят вторые поры, в которые никто уже не вспомнит про первые, и жизнь – эта восхитительная, упоительная жизнь – опять все начнет с самого что ни на есть начала.

Я все время экспериментирую над фразами.

Я хочу врезать в них лучший смысл, подбираясь таким образом к смыслу сокровенному.

Я скоблю, я тру, я поддеваю на самое острие, а все ради того, чтобы быть понятым, пусть не тут, но в грядущем.

И раскроет мою писанину кто-то в невыразимом Далеко, и воскликнет он: «Ибу! Ибу! Да, Дао Муди!» – что в переводе с китайского, кажется, означает: «Постепенно! Постепенно! Мы движемся к цели!»