Бортовой журнал 7 - Александр Михайлович Покровский

Давно я не писал о своем любимом городе. О том самом городе, в котором я и живу, о Петербурге. А ведь он изменился. Наступил кризис, и изменился город. Мне кажется, в лучшую сторону, потому что я уже не вижу новых развалин. К старым-то я потихоньку привык, чего там греха таить, а вот новые всегда больно ранят, а посему – спасибо. Кризису, я полагаю. То ли губители города куда-то сгинули, то ли затаились они, как крысы, что отведали отравленных зерен, после чего их покрутило желудком ровно два дня.

Стало меньше старой мебели на дворовых помойках. То покупали чуть ли не каждый день, и помойка была забита – не успевали уносить, а теперь – не успевают ставить.

Пенсии никак не угонятся за ценами – и это очень хорошо. Если б они их достигли, то все старушки жевали бы сникерсы, отчего всюду валялись бы всякие обертки, а так – не валяются. И с заграничного, дорогого лекарства все скоро перейдут на отечественный аспирин, что поможет нашему производителю, потому что из-за высоких банковских процентов у нас скоро останется только один отечественный производитель, и это будет производитель ацетилсалициловой кислоты.

И еще из прекрасного – меньше теперь посыпают асфальт этой химической штукой, которая в отсутствие снега разносится потом ветром, отчего лично я очень сильно чихаю.

Чиновники собираются пересесть на машины ГАЗ и ВАЗ, что не может не радовать. Их довольные лица, как мне думается, должны быть представлены на тех рекламных плакатах, что в отсутствие денег на рекламу и так пустовали бы. Больше хочется видеть их счастливых лиц, и вообще, счастливых лиц хочется больше. По этой самой причине, как мне видится, и оставили в городском бюджете много денег на городские праздники, что, безусловно, вернее верного.

А вообще-то, светит солнышко – оно вышло, наконец после стольких месяцев дохлой серятины, и светит оно на дома, на крыши, на стекла, на лица людей в этом самом любимом городе, и люди поневоле начинают щуриться, жмуриться, гримасничать – они отвыкли от солнца. А мне дороги эти гримасы, потому что они напоминают улыбки, которых теперь так не хватает.

Благородные души. Я не знаю, существуют ли где-то более благородные души, чем эти. Скорее нет, чем да. Удивительно, до чего… и прочее.

Намерения у них были хорошие, но жизнь заставляла их лгать на каждом шагу – вот что о них напишут благодарные потомки, получившие от своих прадедов самое дорогое наследство – немалую толику их благородства.