Я резко повернулась к нему и вздернула подбородок. Мне не хотелось, чтобы он догадался, что я в отчаянии.
— Позвольте мне принести извинения за неделикатные слова, которые я, возможно, произнес в ваш адрес, — высокомерно заявил он.
Я до того удивилась, что уставилась на него, не произнося ни слова.
— Не вся вина ложится на вас, — продолжал он. — Раз уж мальчика оставили полностью на ваше попечение, то вас должны были предупредить о его склонности к побегам.
Я почувствовала, что слова извинения не так-то легко давались Брэндану Рейду, и поняла, что должна принять его извинения с благодарностью и смирением. Но пока я пыталась найти приличествующие случаю слова и манеру поведения, он заговорил снова:
— Я надеялся, мисс Кинкейд, исходя из отличных результатов вашего общения с младшим братом, что ваше влияние на Джереми смягчит его. Я сознаю, что слишком рано судить о каких-либо определенных результатах, но должен признаться, что ваш способ действий сегодня меня разочаровал.
Как же быстро я забыла о том, что мне надо быть благодарной и смиренной! Во мне снова поднялось раздражение.
— Почему же, вы думаете, мальчик ведет себя таким образом?! — воскликнула я. — И почему бы ему не убегать из дома, где его никто не любит? Именно сегодня он признался мне, что ни один человек здесь не любит его. И самое ужасное, что ребенок верит в это. Он верит даже в то, что вы желаете его смерти.
Он задохнулся от возмущения, но по крайней мере не приказал мне прекратить кричать. Когда мистер Рейд заговорил, он уже сумел подавить раздражение и тон его голоса был ровным:
— Любовь не так-то легко завоевать, мисс Кинкейд.
— Я знаю, — сказала я. — Я знаю, как тяжело это должно быть для вас после всего случившегося. Но ваш брат мертв, а жизнь его сына висит на волоске.
Мистер Рейд закрыл дверь в холл, чтобы наши голоса не разносились по дому, и указал мне на стул возле холодного камина. Мне он показался еще более грустным, чем когда-либо. Сам он не сел, а отошел к окну в глубине комнаты и стал смотреть на ветви могучего аиланта.
Стараясь говорить спокойно, без эмоций, он начал рассказывать мне о своем брате. Их мать умерла, когда они были маленькими, и он, будучи старшим, большую часть своего времени опекал Дуайта. Их отец был намного старше матери — суровый, гордый, выдающийся человек, глубоко любивший своих сыновей, но часто слишком занятый в конторе адвокатов, которую он возглавлял.
— Он уже несколько лет нездоров, — с горечью сказал Брэндан Рейд. — Смерть Дуайта была для него сокрушительным ударом, и мы частично утаили от него правду о том, что произошло на самом деле. Сейчас он живет в южном районе Нью-Джерси со своей сестрой, которая моложе его. Моя тетя очень ему предана, хотя его желание поступать по-своему временами доставляет ей много хлопот. Мы все чувствуем, что ему лучше жить вдали от Нью-Йорка. Когда он приезжает сюда, он помнит только о разочарованиях и обидах, которые нанес ему город, начисто забывая о триумфах, выпадавших здесь на его долю.
