Ведь день-то какой начинался — светлый праздник Христова Воскресения! Великий день Пасхи! Главный праздник на земле! Праздник, который мирил всех. Вон справа от него бежит Ванька Слепцов, давний Яшкин враг. Сколько у них было битв за лучшие пескариные места на реке, сколько раз рвали друг другу рубахи, катаясь по пыльной, навозной дороге. Или вон, впереди Федора Клязьмина — рослая тощая девка, что не раз таскала Яшку за волосы прилюдно… А сегодня нет, сегодня Праздник. Сегодня, здороваясь, надо будет говорить: «Христос воскресе!» И отвечать: «Воистину воскресе!» И трижды целоваться. Тьфу, целоваться! Ну… если только с Варькой Светловой, еще куда ни шло. Яша почувствовал, как щеки охватило жаркой волной от тайного признания самому себе. А вот на крашеных яйцах они нынче потягаются. Бабка Ульяна приготовила для него одно такое заветное. И главное, надо первому острым концом лупить в чужое яйцо, тогда твое выдержит, а противника треснет. А потом в лоб и чтоб шишка…
Ребята в трепетном ожидании грядущего дня продолжали нестись к часовне, не чуя ног. Напостившись за семь недель, каждый швыркал ртом, сплевывал или сглатывал липкие слюни, мечтая о вкуснятинах, которые громоздились на кухонных столах, наготовленные к Пасхе накануне.
Яша впервые бежал на скалу с часовней в такой праздник. Если бы не бабка Ульяна, он ни за что бы, во-первых, не проснулся, а во-вторых, не поверил, что в такую рань можно увидеть какое-то чудо. Это бабка уж очень загадочно намекала на чудо из чудес, которое можно увидеть только один раз в году во время восхода солнца на Пасху. Как он ни выспрашивал ее, как ни вытягивал из старухи, что же там может быть такое, — все напрасно. Старая стряпуха лишь загадочно щурилась, кивала головой да улыбалась, выказывая мокрые десны вместо зубов: «Увидишь, Яшенька, вшё шам увидишь».
