Тем не менее Тонька была безумно счастлива. Первый раз в жизни по-настоящему, по-бабьи она испытывала счастье, что называется, через край. Ее широченное лицо светилось, с него не сходила шальная улыбка даже ночью. Она тщательнее стала следить за собой, теплее одеваться, выбегая за дровами или к колодцу; как нечто хрупкое и драгоценное, оберегала свой живот. Каждый раз, ложась спать, усиленно вспоминала, как это время проходило у баб, ее бывших соседок или подруг, что они говорили, что делали, и расстраивалась, когда не могла вспомнить. Она потихоньку готовилась, выкраивала из того, что осталось, пеленки, одеяльца, шила распашонки.
Но не успела зима перевалить за свою середину, как от Тонькиных запасов мало что осталось. Сказался лишний рот, то есть Минька, на которого она никак не рассчитывала. Куры были давно съедены, картошки оставалось примерно на две-три недели. Были еще козы, но Тонька так привыкла к ним, так сроднилась за годы одиночества, что скорее умерла бы сама, чем пустила бы их под нож.
Волки появились неожиданно. После обильных снегопадов, а за ними холодов наступила пора метелей. Ветры набрасывались на Тонькину избушку то с одной, то с другой стороны, раскачивали ее, пытались сорвать доски с крыши, свистели в окна, выли в печную трубу, отчаянно хлопали калиткой, пока не сорвали ее с петель и зашвырнули в сугроб.
Когда успокоились метели, тогда и появились волки. Их вой Тонька поначалу приняла за очередное завывание ветра, а когда распознала, на нее навалился такой страх, что ноги дрогнули, и, обхватив руками живот, она опустилась на колени прямо у порога. Тонька хорошо помнила их первый набег. Но тогда она была одна, а сейчас, в первую очередь, испугалась за того, который был в ней. Она понимала, что это не те, не осенние волки, — эти голодные, поэтому смертельно опасные, если почуют жертву.
И они почуяли. Было за полночь, когда звери заскреблись сначала в дверь, потом в полугнилой угол, который сильно промерзал. Задергались козы. Тонька соскочила с постели, зажгла лучину, глянула в маленькое окошко и от ужаса застыла на месте — по ту сторону стеклянных квадратиков на нее, не мигая, смотрели сразу две пары желтоватых глаз.
Придя в себя, она не сразу заметила, как, тихо рыча, по избе мечется Минька. Он то подбегал к дверям, то отбегал в дальний угол, размахивая своими длинными руками, сжимая и разжимая пальцы. Увидев зверей, он так бросился на окно и зарычал, что Тонька испугалась самого Миньки.
