Майор любил к месту и не к месту добавлять это старорежимное «с», ему казалось, что таким образом он даже чем-то походит на тех буржуйчиков и белых офицеров, что ему приходилось встречать в своей боевой молодости на облавах или допросах. Тогда задевало юного Шурыгина, как они с достоинством сносили издевательства и хамство со стороны новой власти, отчего хотелось еще жестче, еще циничнее ломать их, унижать, топтать грязными, грубыми ботинками их высокомерные, сытые рожи. Но время лечит и учит. Теперь он испытывал тоску что ли по тому времени и тем людям, которые так и остались недоступными и гордыми. Сейчас нет таких и наверно уже не будет.
– И так?!.. – майор равнодушно рассматривал «шпиона», сидящего напротив. «Надо же, ну ничего героического, – про себя размышлял он. – Тихий, скромный на вид парень, ну ничем особо не выделяется, глаза отстраненно смотрят куда-то в себя. Испугался что ли чересчур? Хотя нет, – присмотрелся майор, – вон как губы-то кривит. Никак ухмыляется?.. Э-э-э, да ты, парень не прост, с характером!.. Ну, да это же здорово!.. Вот мы тебя и обломаем сейчас, посмотрим, что там внутри». И уже вслух:
– Ну, что молчишь, герой?!.. – майор продолжал заводиться. Где-то на дне живота давно уже проснулась и коготком заскребла зависть к этому молодому и столь одаренному парню. – В такие годы и с именным орденом?! И все-то у него в биографии чисто да гладко…
В сейфе у майора лежало личное дело Репина Михаила Алексеевича. Прочитав его, он и почувствовал легкий укол. А потом заскребло. Еще бы! На «отлично» окончил курсы красных командиров, смелый, отважный, грамотный, беспощаден к врагам Родины. Множество хвалебных отзывов. Безупречен в службе и так далее, и тому подобное!.. Впереди блестящая военная карьера!
Шурыгин особо и не интересовался такой народностью как карелы, хотя и служил на их земле…. «А выходит, что у них с финнами языки схожи!.. А вдруг и вправду на чухонцев работает!? – подумалось Шурыгину. – И туда же в герои!.. Но уж нет, кол те в зад!..»
– Может ты это сдуру или случайно свой подвиг-то выдал? А-а?!.. И орденок-то этот, не поддельный ли?! – майор все больше и больше заводился. Он как зверь, который, замерев, стоял своими лапами на поверженной жертве в ожидании ее малейшего сопротивления. Чтобы, пусть даже при едва заметном шевелении, по Закону запустить в нее свои клыки и насладиться, упиться своей силой, своим превосходством, своим правом карать по своему усмотрению. Но жертва затаилась. Ее нужно было растормошить, заставить задергаться, огрызнуться.
