— Тебя я с собой не приглашаю, мой милый кэп, долгие проводы
— лишние слезы. Я тоже немного суеверна, это не к добру — возвращаться. Не волнуйся, я все сделаю правильно. Подожди меня, мы вместе решим, как быть дальше. Мне так много надо сказать тебе!
— Мне тоже! — ответил Атос, — Я жду!
* * *
В это время флагман Бофора, прекрасный трехмачтовый галеон «Корона», скользил по волнам Средиземного моря. Анри де Вандом, помня о запертом в сундуке юном Ролане, решил подойти к Бражелону с вполне определенной целью: наговорить комплиментов, любезностей, напроситься в гости и, улучив минутку, незаметно выпустить из сундука де Линьета.
Анри так и сделал. Он направился к группе, окружавшей герцога де Бофора. Слова приветствия замерли у Анри в горле, когда он увидел, что Рауль при его приближении резким движением надвинул шляпу на самые глаза. Анри готов был поклясться, что зрение его не обмануло, и по щекам отчаянного парня катились слезы. Вандом решил отвлечь внимание бофоровой свиты на себя, чтобы дать Раулю возможность успокоиться. Решение пришло моментально. Вандом обратился к Сержу де Фуа:
— А что же молчит наш бард? Песню, господин де Фуа, песню!
Бофор мельком взглянул на Рауля, внимательно на Анри, слегка улыбнулся и подхватил:
— Да, спой нам, мой дорогой бард!
Серж де Фуа ответил герцогу поклоном, выражавшим согласие.
Ему подали гитару. Серж перебрал струны и сказал:
— Я спою вам, господа, известную английскую песню. Я перевел ее на французский, правда, слегка изменив текст. Эту песню очень любили кавалеры, сторонники Карла Первого, во время диктатуры Кромвеля — изгнанники на собственной родине.
Серж вздохнул. Вскочил на бочку. Взглянул на своих зрителей.
— Просим! — сказал Бофор.
— Но помните, господа, предупреждаю честно — не я автор песни!
Серж де Фуа чаще исполнял песни собственного сочинения.
Вот и берег французский исчез за кормой,
Нам уже никогда не вернуться домой,
Но случись, что о родине я загрущу,
Я в глазах твоих небо отцов отыщу.
На мгновение встретились голубые сияющие глаза Вандома и виконта, все еще полные слез. Вандом, загородив собой виконта, встал на пути у де Невиля, который хотел подойти к другу. А Рауль, глядя в голубые глаза Анри де Вандома, вспомнил слова отца, сказанные, когда они покидали Париж: "А теперь, едем, Рауль, погода так божественно хороша, небо так чисто, небо, которое мы будем видеть над своей головой, которое в Джиджелли будет еще чище чем здесь, и которое вам будет напоминать вам в чужих краях обо мне, как оно напоминает мне здесь о Боге".
