Ван Хох рассеянно наблюдал за телевизионной картинкой, а перед его мысленным взором в это время проплывали совсем другие образы... Юноши и девушки в белом трико с развевающимися на ветру светлыми волосами и целеустремленностью во взгляде голубых - у всех, как на подбор, - глаз нескончаемым потоком входили на олимпийский стадион. Они несли в руках флаги, море красных флагов с белым кругом посередине и магическим знаком свастики, под которым зажглась счастливая звезда Тысячелетнего Рейха.
Тем временем в Пекине начался парад стран-участников, и старик с радостью констатировал, что сборная Германии была одной из самых многочисленных на этой олимпиаде. "Да, не зря организация потратила столько сил и средств на объединение страны. Западные футболисты и восточные пловцы еще покажут, что такое арийский спортивный дух", - подумал старый нацист. Его совсем не заботил тот факт, что американцы отводили себе ключевую роль в объединении Германии - ему были смешны амбиции этих безродных космополитов. Ведь это не они целенаправленно искали по всему континенту людей, которые смогут объединить старушку-Европу и противопоставить силу ее традиций бесстыдному заокеанскому популизму. И не они рачительно вкладывали выведенные в Аргентину активы в подающее надежды молодое поколение.
Над Пекином стали сгущаться сумерки, и Ван Хох вспомнил, как в таких же сумерках, только в 1936 году, на арену олимпийского стадиона в Берлине вошла колонна нордических юношей с факелами в руках. Огненная река замкнулась кольцом по периметру, потом медленно выдвинулась на арену, и уже через несколько минут там красовалась огромная полыхающая свастика. У него тогда просто перехватило дыхание, а на глазах выступили слезы гордости за свой народ. Он незаметно бросил взгляд на соратников, наблюдавших вместе с ним за церемонией открытия олимпиады. Герман не скрывал слез, и его грузное тело сотрясалось, когда он трубно сморкался в носовой платок. Самодовольная улыбка играла на губах тщедушного Йозефа, гениальному перу которого принадлежал весь сценарий действа, и казалось даже, что распиравшая его гордость прибавляла ему стати и роста. А Генрих скромно сидел в сторонке, поблескивая очками, и выражение его лица невозможно было разгадать за круглыми стеклами, в которых отражались всполохи пламени.
Соратники.... Германа повесили, Генрих не стал дожидаться петли и проглотил яд в тюрьме, а Йозеф тем же способом избавил от унизительного ареста и себя, и всю свою семью. Но оставались и другие. В апреле 45-го он все еще верил в то, что гнев праотцев Великих Ариев падет на головы Союзников и чудо спасет Великий Рейх, и потому хотел даже отдать приказ о расстреле Бормана, заговорившего с ним о побеге в Латинскую Америку. Но тот оказался предусмотрительнее... Партайгеноссе Борман всадил в него лошадиную дозу снотворного, и он пришел в себя только на подводной лодке, державшей курс на Аргентину. Вместе с ним на борту находились несколько десятков офицеров СС, а также - золотой запас Рейха, который удалось спасти от стремительно наступавших американцев и русских.
