Вдоль поля тянутся ряды деревьев. Их густая листва образовала сплошной зеленый шатер. На тонких ветвях висят еще не спелые плоды хурмы. В голубой вышине ни облачка. Сун Лаодин, разувшись, сидит на пригорке в тени деревьев и смотрит на поле. Там, словно наперегонки, буйно тянутся вверх осенние хлеба. Раскрывшиеся колосья гаоляна напоминают маленькие зонтики и переполнены круглыми, как жемчужины, зернами.
— Обработаешь землю как следует, и впрямь один му двух стоит, — громко произнес Лаодин и снова вспомнил о том, что занимало его уже много дней.
Нет, он не успокоится, пока не прикупит несколько му земли. По крайней мере, он сможет дать Дунлиню, когда тот выделится, му этак десять — двадцать. Рано или поздно внуки вспомнят о нем и скажут: «Вот сколько у нас земли благодаря нашему деду!» Пусть знают, что дед их был настоящим хозяином. Ему снова пришли на ум слова Ван Лаосаня: «И на будущий год, после первого же урожая, ты возместишь половину своих расходов!»
Земля никогда не бывает лишней. Участок Чжан Шуаня — один из лучших в деревне. Никак нельзя упускать такого случая. Лаодин поднялся и быстрыми шагами направился к полю Чжан Шуаня.
Судя по всему, Чжан Шуань собирался засеять свой участок пшеницей. Однако земля еще не была вспахана по второму разу. Вздыхая, смотрел Лаодин на сорняки, обильно покрывавшие поле. Потом набрал горсть земли. Черная и маслянистая, она так и манила к себе.
— Я должен во что бы то ни стало купить этот участок, — произнес он вслух и оглянулся, как бы опасаясь быть услышанным. Он зашагал вдоль поля: надо самому измерить, действительно ли во «флажке» два му и четыре фэня.
Лаодин стал усердно отсчитывать шаги от угла участка и вдруг заметил в самом центре его небольшой желтый холмик, сплошь поросший колючками. Сердце у Лаодина забилось сильнее, это была могила отца Чжан Шуаня. Он старался не смотреть на холмик, но не мог оторвать от него взгляда. Перед глазами всплыл образ старого Чжана, умершего за год до освобождения. Всю жизнь Чжан тянул лямку, а когда умер, у семьи не оказалось и клочка земли, чтобы предать погребению его прах. Два года покоились его останки в разрушенной шахте, и только после земельной реформы сын его, Чжан Шуань, захоронил прах отца на своей земле. Все это Лаодин знал. Вспомнил он также, как перед смертью старый Чжан сказал сыну: «Если у тебя когда-нибудь будет своя земля, схорони меня в ней. Не будет своей земли — не надо вообще хоронить. Не хочу, чтобы мои старые кости лежали в помещичьей земле». А какие страдания выпали на долю самого Лаодина за долгие годы жизни до освобождения. В носу у старика защекотало, на глаза навернулись слезы, и он, так и не обмерив «флажок», быстро зашагал прочь.
