— А касательно картошки вот здесь почитайте, — подсказал Евгений Константинович.
Читаю: " 21 сентября 1927 года. Выкопано картошки 9 бураков..."
— Что, и это все про картошку?
— Тогда она баловством считалась. Здесь у брата на ста восьмидесяти страницах — жали, сеяли, орали, молотили, мололи... А про картошку одной строкой в году. Теперь, наоборот, в нашей Петровской ничего, кроме картошки, не садят. Ну не считать же огородные овощи, лук или морковь...
Мне вспомнилась сушь лета 1997-го. Тогда покончил с собой здешний наш картофельный король — фермер из Пучинино, что в двенадцати километрах. Как активный член Крестьянской партии он получил в банке большую ссуду. Сам на фургоне съездил в Финляндию, закупил каких-то чудодейственных удобрений. Мешки были красочные. Он их потом напялил на колья и получилась небывалая импортная изгородь. Финны ему и семена продали какие-то небывалые. Под будущий урожай он очень выгодный договор на поставку заключил, имея своего человека в областном собрании, подмазав где следует. Весной распахал всю имеющуюся землю, даже огород под окнами, даже палисадник. Посадил картошку.
В то лето я заезжал к нему в июне. Еще ничто не предвещало засухи, краха. Еще Варакин Николай Федорович хвастливо кликал себя картофельным королем и обещал жену Наталью Сергеевну на вырученные капиталы зимой в Египет прокатить, а на обратном пути в гостинице "Россия" поселиться и в театры походить.
Потом в июле я видел его бегающего с канистрой воды у костров туристов. Заливал водой огонь. Скандалил с праздными бродягами. Орал на них благим матом. Пребывал в паническом настроении. Тогда уже глаза его были красными, воспаленными и с губ брызгало слюной, чего раньше не замечалось. Потом мне сообщили, что в то лето Николай Федорович (не будь плохо сказано о покойнике) стал поколачивать свою королеву. А супруга продолжала упрекать мужа долгами. Ну, он от отчаяния и пальнул себе в рот из ружья...
В нашей Петровской люди на картофельном поприще никаких титулов на себя не накладывают. Картофельный король умер — да здравствует картофельная челядь. Конечно, негласная иерархия существует. Заметно, например, что сидевший в молодости три года за хулиганство Витя — третий муж Нины Шелестовой, чувствует поэтому себя самым значительным человеком. Сверстников вроде меня покровительственно называет "браток". Для него теперь судимость, как нашивка за ранение. Можно сказать, что в деревне он в одном лице — мафия. Тоже, конечно, картофельная.
