Под брезентовым небом | страница 87
Вернувшись после войны в Ленинград, я узнал, что Евгений Павлович назначен художественным руководителем госэстрады. Зашел проведать. Гершуни увидел меня и пригласил в кабинет:
— Входите, входите. Сейчас я кончу разговор.
Разговор был нелегким — с балетной парой, некогда весьма известной, но уже шагнувшей в критический возраст.
— Я бы на вашем месте не стал претендовать на сольный концерт, — убеждал Гершуни. — Концерт такой связан с большим напряжением, большой затратой сил.
— Ну и что же?— упрямились артисты. — Столько лет выступаем, такую прессу имели. Затирать себя не позволим! У нас есть зубы!
Гершуни помолчал. Снял очки. Потер переносицу. Снова водрузил очки. И наконец, пояснил со вздохом:
— Вы же артисты балета. При чем тут зубы? Ноги вам нужны! Ноги!
И опять начались наши встречи. И каждая из них каким-нибудь новым штрихом дополняла облик человека, безмерно преданного искусству.
Однажды клуб школьников-старшеклассников попросил Евгения Павловича организовать экскурсию в цирк. Все показал Гершуни: музей, манеж, закулисные помещения, конюшню, снова манеж, на этот раз заполненный репетирующими артистами.
— Ну, так как же, ребята, нравится вам здесь?
— Очень! Очень!
— А ты почему молчишь? — обратился к одной из девочек Гершуни — она не отозвалась. — Тебе разве не понравилось?
— Нет. Я думала, тут праздник всегда. Оказывается, и тут работают. Работают, как везде!
— Правильно. Ты разглядела главное, — улыбнулся Гершуни. — Если так, экскурсия наша удалась!
Он любил беседовать с ребятами, и они зачарованно слушали удивительные рассказы. Например, о том, как побывал он в гостях у Владимира Леонидовича Дурова.
— Давно это было, в конце двадцатых годов. Прихожу, а Владимир Леонидович завтракает. И меня к столу приглашает. Сел, и вижу: белые мыши по скатерти бегают, из масленки лакомятся. «Вы не беспокойтесь! — воскликнул Дуров, заметив мое смущение. — Мышки народ привередливый. Если от масла не отказываются, значит, оно вполне свежее. Угощайтесь!»
Или рассказ о том, как входил в клетку ко львам.
— Разумеется, особого желания я не испытывал. Но не терплю бахвальства. Укротитель, этакий спесивый иностранец, хвалился, будто его львы никого постороннего к себе не подпускают. Пришлось войти. Вполне корректно встретили.
Этому можно было поверить. В одном из клубов я был свидетелем того, как Евгений Павлович, представляя зрителям укротителя Вальтера Запашного и его тигра Тайфуна, запросто, точно большую кошку, погладил тигра по голове. Тайфун взрычал, скребанул когтями, но от ласки не отказался.