Действительно, Тогарэ был удивительно красив. Обнаженный до пояса, с прекрасно вылепленным торсом, он напоминал Багдадского Вора — героя нашумевшего в те годы американского кинобоевика. С той только разницей, что Дуглас Фербенкс, создав свой образ на экране, наделил его веселой энергичностью, плутовской предприимчивостью. Тогарэ, напротив, утверждал романтическое начало.
Под негромкую напевную музыку он выходил скользяще гибким шагом. Смуглое тело. Черные волосы, перехваченные пестрой лентой, ниспадающей на обнаженное плечо. Легкие шаровары. В ушах серьги-обручи. Руки, скрещенные на груди, унизаны браслетами.
Тогарэ работал со смешанной группой зверей: львы и тигры. Это само по себе усложняло дрессировку. Однако зрителей, валом валивших в цирк, привлекало другое. Тогарэ с удивительным артистизмом создавал образ повелителя хищников. Повелителя настолько в себе уверенного, наделенного такой властью над зверьми, что нет и не может быть нужды ни в револьвере, ни в хлысте — обычных атрибутах укротителя.
По ходу аттракциона разыгрывался эпизод, каждый раз повергавший зрителей больше чем в трепет, почти что в истерику, в транс.
Неожиданно один из тигров — самый крупный, самый могучий — выходил из повиновения. Колотя хвостом, прогибался он для рокового прыжка... Берегись, Тогарэ! Защищайся, пока не поздно!
Нет, полуобнаженный красавец поступал иначе. Продолжая безмятежно улыбаться, он отбрасывал хлыст. Отбрасывал и револьвер. Обезоруженный, все тем же скользяще гибким шагом шел навстречу зверю, и несчастье казалось неминуемым...
Что делалось в зале! Не передать!
Зверь, пригнувшийся для прыжка. Красавец, на руках которого чуть звенели браслеты... Подняв обе руки, Тогарэ произносил что-то негромкое. И зверь пристыжено замирал у ног своего повелителя.
— О, Тогарэ! — по сей день твердят старики. — Можно ли его забыть?! Он мог месяц работать, три месяца, полгода. Сколько угодно мог выступать, и все равно сплошные аншлаги! И в Московском цирке, и в Ленинградском дирекция преподнесла ему на прощание ценные подарки... А то как же! Такие делал дела! Битковые дела!
Разумеется, мне очень хотелось познакомиться с Тогарэ, но я не смел признаться в этом даже Герцогу, неизменному моему покровителю. На помощь пришел Василий Яковлевич Андреев.
— Ладно, — сказал он. — Я постараюсь устроить.
Надо сказать, что с первых же дней своего появления в цирке Василий Яковлевич сумел стать за кулисами своим человеком. В ту пору цирковые артисты держались замкнуто, на «чужаков» косились. А вот к Василию Яковлевичу сразу почувствовали доверие, распознали в нем душу, безмерно преданную искусству манежа. И конечно же, в первую очередь у Василия Яковлевича сложились добрые отношения с Герцогом.
