– Скажешь кому… Ну, сама понимаешь, что будет… – прошептал он мне на ухо, хотя я его почти не слышала. – Все охранники на одно лицо… Повтори!
– Все… на одно… одинаковые… – я давила слова, задыхаясь. Сердце не поспевало за дыханием… или наоборот?..
– Хорошо… теперь идем, – он подхватил меня под руку и почти поволок наверх. Я старалась переставлять ноги, но колени подкашивались. На верхней площадке нас встретил другой охранник. Он совсем не удивился. Он вообще ничего не сказал. Только нажал какую–то кнопку на щитке справа от двери, отпер ключом дверь и подхватил меня под вторую руку. Я зажмурилась. Мне казалось, сейчас и он набросится на меня… На этаже было темно. В палате тоже. Они опустили меня на ближайшую кровать, и ушли, заперли дверь.
* * *
Не помню, как отключилась. Очнулась от возмущенных воплей Макса. Он носился по палате, от окна к двери и что–то говорил, не переставая. Я пошевелилась, и все вокруг поплыло. Голова кружилась, будто я выпила лишнего.
– Я же сказал ей, сказал! Что ж такое–то… – его истерические вопли наводили на меня тоску.
– Не в этот раз, так в другой… – лениво отвечал солдат с соседней койки, – При чем тут ты?.. Ни хрена тут от тебя не зависит, Макс…
Я снова пошевелилась и, превозмогая помутнение, приподнялась с подушки. Дождалась, пока утихнет «песчаная буря» в голове, и открыла глаза. В палате снова было светло. Дневной свет. «Наверное, у них какие–то системы на окнах…» – подумала я.
– Лиз, ты как? Я просил, чтобы Дока позвали, думал, ты не проснешься… без его помощи, – Макс подскочил ко мне, чуть ли не танцуя от переживаний. – Но они не стали его звать… – трагично закончил он.
– Я… в порядке. Не переживай.
– Я же сказал тебе! Я кричал, чтобы ты не ходила одна! Я пытался… тебя остановить, – не унимался Макс. Казалось, он вот–вот расплачется от сострадания. – Здесь нельзя… ходить поодиночке.
– Теперь я это знаю… – я даже попыталась улыбнуться, чтобы он не так расстраивался.
– Хочешь, я еще раз попробую вызвать Дока?..
– Не нужно, Макс… Спасибо, – я устала держаться на руках и опустилась на подушку. – Лучше скажи, я теперь стану… такой же, как они?
– Никем ты не станешь. От того, что он пил тебя… ты только восстанавливаться будешь дольше, чем от иглы… – по–своему обыкновению, ответил чеченец, хотя его не спрашивали.
В тот день никто не приехал. Ничего не произошло больше. Я спала по полчаса, просыпалась от боли, и снова засыпала. Андрея не было. И тогда я подумала: «Ведь это Док мне сказал, что Андрей приедет. Вроде как передал его слова, но откуда мне знать, как оно было на самом деле?! Он, конечно же, придумал это все. А может, они его вообще убили?.. Или посадили так же «на иглу», но где–нибудь на другом этаже… В общем, верить словам доктора было глупо с моей стороны…» И мне стало страшно. Именно тогда, когда я, наконец, осознала, что никто за мной не приедет, не спасет, и что я… навсегда останусь здесь. А еще, меня не покидало чувство… такое странное чувство, когда я вспоминала момент укуса… будто что–то подобное уже было! Я даже вспомнила, почему мне так показалось – я видела сон очень давно. Мы еще жили в другом городе. Я училась в школе. Этот сон я помнила всю жизнь, такой реалистичный, четкий по ощущениям… Будто один мой знакомый… (он ужасно нравился мне тогда) пригласил меня домой. Мы очень подружились. Пили что–то, даже танцевали… потом целовались… а потом эта боль, страх… Почти все так, как было со мной несколько часов назад. В этот раз, правда, наяву, и гораздо больнее, страшнее, да еще и чувство мерзости, грязи… во сне такого не было. Помню, что заболела после этого сна. То ли гриппом, то ли ангиной… В общем, это был «лихорадочный сон», так что я не удивилась.
